— Быть-то они были, а как ими распоряжались? И потом:
один хоть ракеты и делал, зато подлодки плодил в ущерб авиации. При другом
вообще началась вакханалия — массовый гипноз, электронно-лучевое оружие,
чертовщина всякая.
Медведь вдруг понял, что случайно задел какую-то больную
точку в генеральской душе. Но какая странная ассоциативная цепь! История
родного края и проблемы в армии. Что-то здесь есть, явно что-то есть.
И Медведь попытался развить успех:
— Алексей Михайлович, а что, район как-то затронули эти
проблемы?
Генерал спокойно взглянул на него и сказал:
— Вы правильно поняли. Писать про то, что я вам
расскажу, пока не надо, хотя дело прошлое. Может быть, позже. Не потому, что я
боюсь. Мне бояться нечего, я перед своей страной чист. А вот перед тем местом,
где родился, перед людьми, там жившими, — виноват. Сколько мне еще
осталось — не знаю, так что вы один, может, и услышите эту исповедь.
Генерал надолго замолчал, и Медведь испугался, что он
передумает. Но он не передумал.
— В 1975 году было принято решение создать лабораторию
по изучению снов. Я никогда не верил во всю эту хиромантию, считал, что армия
должна воевать при помощи самолетов, танков, кораблей, ракет, а не колдовства и
таинственных неисследованных сил. Однако были у нас энтузиасты этого
направления, поддерживаемые сверху. Тогда уже руководители страны активно
старели и пытались найти способы продления жизни. Вот подобные лаборатории (а
их было несколько разного профиля) и выполняли двойную задачу — вроде бы на
оборону страны работали, а по сути — на все это престарелое руководство.
И вот некий умник предложил разместить такую лабораторию в
Богодуховке. Мол, от Москвы недалеко, но место тихое. Пошли согласования — и я
в том числе поставил свою подпись. Хотя подозревал, что там не все чисто — они
ведь какими-то излучателями пользовались. В общем, я потом узнал, что в деревне
сначала животные начали гибнуть, потом люди. После того как об этом стало
известно, эксперименты срочно свернули, а после смерти Генсека эту лавочку
вообще прикрыли. За неэффективность и лженаучность.
Безбородов замолчал, глядя в окно. Потрясенный Медведь тоже
молчал, переваривая услышанное. Через некоторое время он решился нарушить
тишину.
— Скажите, от чего умирали люди?
— От остановки сердца, кровоизлияния в мозг.
— А вы не знаете, куда делась эта лаборатория?
— Понимаете: я не хотел этого знать. Мне было
достаточно, что она исчезла навсегда из моей родной деревни. Честно говоря, я
начинаю жалеть, что рассказал вам все это. Забудьте. Конечно, за последние
двадцать лет многое перестало быть тайной, но кто знает… Зачем вам неприятности?
* * *
Пришлось идти пить кофе — Медведь был слишком взволнован,
чтобы начинать новую беседу. Надо было собраться с мыслями и как следует
усвоить полученную информацию. Уходя от генерала, он заверил, что непременно
зайдет еще раз, когда начнет писать книгу. Тот, в свою очередь, намекнул, что
ему есть о чем еще рассказать. Но Иван прекрасно понимал, что Безбородов больше
ничего не скажет. Ни ему, ни кому-либо другому. Это был порыв, минутная
слабость очень сильного человека. Слишком многое вдруг сошлось — годами
вынашиваемое чувство вины, приятный собеседник, разговоры о родной деревне, о
детстве, родителях, друзьях, сельчанах.
Ладно, решил Медведь, все-таки надо двигаться дальше. Он и
так опаздывал на встречу с человеком, который, как было указано в списке, с
1971 по 1989 год находился на должности первого секретаря Тихорецкого райкома,
то есть фактически был первым лицом района.
Бывшее первое лицо очень кстати проживало в Москве, но,
похоже, сильно выпивало. Степан Николаевич Ершов встретил Ивана в мятой рубашке
и грязных тренировочных штанах. На кухне, куда он провел гостя, было грязно, на
столе стояла бутылка какого-то вина, лежали остатки еды.
Медведь уселся на предложенный табурет и брезгливо посмотрел
вокруг.
— Что крутишь носом? — Хозяин вел себя вызывающе и
агрессивно. — Чего пришел, писатель? Вынюхивать? Демократ хренов!
Медведь решил, что правильным будет дать ему достойный
отпор. Глядишь, успокоится.
— Вынюхивать у тебя противно. Все протухло. А сам когда
мылся последний раз? До перестройки?
Ершов обалдел от такой наглости и долго думал, что ответить.
Но не придумал и решил сменить тактику:
— Садись, выпьем, что ли.
— Да я уже сижу, это ты садись, — Медведь
по-хозяйски похлопал рукой по соседнему табурету.
Ершов плюхнулся на него, взял бутылку и стал пить прямо из
горлышка. «Этот опустился, а жаль. Как с ним говорить-то?» — размышлял Иван. Но
разговор пошел на удивление легко — видно, день у Медведя был такой. Удачный.
Выслушав положенную порцию жалоб на жизнь, соседей, бывшую
жену и неблагодарных детей, Медведь задал вопрос прямо:
— Слушай, военные мне рассказали, что у тебя в районе,
в деревне Богодуховке, какая-то лаборатория секретная была, сны исследовала.
Помнишь?
— А ты кто, шпион? — пьяненько засмеялся Ершов.
— Сказал же — книжку пишу. Про ваш район и его роль в
повышении обороноспособности страны. Про тебя напишу, как ты там командовал,
как при тебе людям хорошо жилось.
— Правда, напишешь? — Голос бывшего первого
секретаря вдруг стал слезливым.
— Правда.
— Ведь столько лет я положил на это дело. Ночей не
спал, инфаркт нажил. То посевная, то уборочная. Жилье строй, клубы ремонтируй,
газ проводи. И все я один!
— А тут еще эти военные…
— Да они достали тогда с этой лабораторией. «Объект Б-44»
— так она называлась во всех бумагах. Строили сами, охраняли сами, а так все на
мне было — обеспечивай их! Транспорт нужен внеплановый — опять мне звонят.
Однажды пожар у них случился — потушили. Мне тогда один чудик с перепугу и
рассказал, чем они там занимаются. А то ведь я тоже не знал. Объект и объект.
Секретный, военный — и все, больше знать не положено было по чину.
— Ты же первое лицо?
— Так что из того? Наверное, областное начальство было
в курсе, а я — только в общих чертах. Люди тоже спрашивали поначалу: кто, что?
Им говорили — закрытый объект, ходить туда нельзя, охрана. Ну, и перестали
спрашивать. Народ у нас сам знаешь — тихий, покорный. А охрана там была всякая
— и в форме, и в штатском.
На столе образовалась еще одна бутылка, теперь уже водки, и
Медведь понял, что спрашивать нужно быстрее, пока Ершов не свалился под стол.
Стало не до церемоний, и Иван ультимативно потребовал:
— Что с людьми происходило? Почему умирали?
— Да не знаю я. Только военные потом быстренько
убрались. А то в деревне каждую неделю кого-то хоронили. Почему-то молодые
больше умирали. Уже и слухи по району пошли: мол, нехорошее место —
Богодуховка. А как военные уехали — все и прекратилось. Если бы не уехали, то
через год и Богодуховки бы не стало.
