— Не знаешь, куда они подались?
— Нет. Пригнали грузовики, все вывезли. А люди еще
раньше смылись, кто автобусом, кто на машине.
— Здания разрушили?
— Зачем? Там же военные строили, а это — на века. Меня
председатель колхоза просил разрешить использовать под хозяйственные нужды.
Звоню в Москву, а мне говорят — приедет комиссия, разберется. И правда, через
месяц нагрянула комиссия. Из Минздрава. Посмотрели, посмотрели — уехали. Потом
явились строители — уже не военные, гражданские. Мне из обкома звонят — Степан,
обеспечь их всем необходимым, это теперь будет спецсанаторий Управления делами.
Вот тебе и раз! То людей здесь губили, а то наши ребята, номенклатурные
работники, здоровье будут поправлять.
— Ну и как, успешно поправляли?
Ершов зло плюнул на пол и сказал:
— Да хреновина опять какая-то началась! Вроде бы все
тихо, пристойно. Красиво. Охрана — ребята из «девятки». Я был в области на
конференции, спрашиваю: кто отдыхать приедет? Может быть, организовать маршрут
автобусный от станции до санатория? Помочь еще чем? Нет, говорят, если что —
скажут, а так — санаторий и санаторий. Не надо здесь лишнего шума, понял?
Понял, конечно. Я вообще понятливый был, иначе столько лет не просидел бы в
первых секретарях.
— А почему объект Б-44? — спросил Медведь.
— Кто же его знает. — Ершов уже тихонько сползал с
табуретки и скоро должен был упасть на пол. — Это они только знают…
— Кто — они?
— Кто назвал, — прошелестел Ершов и рухнул вниз.
* * *
В отличие от Лаймы, которая решила, что увлечение Венеры
«Артуром» нужно поощрять, Егор Остряков придерживался противоположного мнения.
У них с супругой были сложные отношения, но фасад брака — то, что имело для
Острякова самое важное значение, — всегда был отштукатурен и украшен
штокрозами. Венера, счастливая своим высоким званием жены секс-символа, соглашалась
на роль статистки и никогда не позволяла себе откровенных походов на сторону. И
вот — пожалуйста! — появляется красавчик-брюнет с турецкими усами, и все,
что строилось годами, грозит полететь коту под хвост!
Егор понимал, что искоренить эту симпатию ему не под силу.
Но хотя бы немного остудить буйную голову супруги надо попытаться. Не
обладавший большим умом и воображением, Остряков, не мудрствуя лукаво, решил
воспользоваться своим профессиональным опытом, припомнив все известные ему
постановки, где коварный герой расстраивает чьи-то любовные отношения. Зачем
изобретать велосипед? Что в шестнадцатом веке, что в девятнадцатом, что в
двадцать первом, люди, движимые одними и теми же эмоциями, совершают одни и те
же поступки и одинаково на них реагируют.
Он долго придумывал предлог, чтобы заглянуть к Лайме, но
потом решил плюнуть на это и явился без всякого предлога.
— Вспомнил, какой вы варите потрясающий кофе, —
льстиво сказал он хозяйке, которая быстро спрятала какие-то бумаги, которые
читала до его прихода. — Подумал: «А что, если зайти и выпросить еще
чашечку?»
«Вероятно, вдовушка пытается разобраться в финансовых
документах, — решил он. — Надо будет обратить внимание Венеры на то,
каково это — остаться без мужа».
На самом деле Лайма читала досье, которое Корнеев составил
на Гюнтера Брауна. Про его совместные экспедиции со Степаном Граковым в
Интернете почти ничего не нашлось — лишь какие-то скудные ссылки и короткие
упоминания. Зато обнаружилось там совсем другое.
Гюнтер Браун, гражданин Германии, известный фотограф,
колесил по планете в поисках не приключений, а вдохновения. Редчайшие кадры,
снятые им в открытом океане, во льдах и в пустынях, возвели его на самую
вершину профессионального успеха. У него была отличная репутация и около
десятка альбомов, изданных и переизданных в десятках стран мира. Корнеев
разворачивал для Лаймы на экране компьютера фотографии, которые Браун привез из
последнего австралийского «турне», и она разглядывала их с молчаливым
восхищением.
Ясно, что «турне» приходилось планировать заранее и подолгу
готовить. Граков был необходим Гюнтеру — как локомотив, как движущая сила, без
которой невозможно осуществить свои творческие замыслы. Вероятно, Гракову тоже
был нужен Гюнтер — отправляться в рискованную экспедицию одному слишком безрассудно
и, наверное, грустно. Как заметил он сам в одном из многочисленных интервью:
«Чтобы почувствовать себя одиноким, не обязательно уезжать на край света».
— А где Артур? — сладким голосом спросил Остряков,
отхлебнув глоточек кофе и зажмурившись от удовольствия. — Или вы держите
его в подвале?
Решив, что удачно пошутил, секс-символ разразился здоровым
смехом.
— Сейчас я его позову, — улыбнулась Лайма, а про
себя подумала: «Надеюсь, у актера честные намерения. Еще не хватало, чтобы он
вслед за своей женой начал преследовать бедного Корнеева».
Ей и в голову не могло прийти, сколь коварные планы
вынашивает герой экрана. Поэтому, когда компьютерный гений подсел за стол со
своей чашкой, она спокойно ушла дочитывать документы, оставив мужчин поболтать.
— Моя жена постоянно спрашивает о вас, — сказал
хитрый Остряков, надкусив печенье, — Она вам симпатизирует.
— Да будет вам, — у Корнеева вытянулась
физиономия.
Он был готов приударить за понравившейся ему женщиной, но
обсуждать ситуацию тет-а-тет с ее мужем — увольте.
— Я знаю, не протестуйте, — напирал Остряков. И
доверительно добавил: — Это потому, что вы тоже актер.
— Да?
— Ну, конечно! Видите ли, моя жена ценит эмоции,
страстность. Если она чувствует, что человек какому-то делу отдается всей
душой, она просто тает. Так уж устроены женщины: ты их заведи, зажги, и тогда
они пойдут за тобой на край света.
Будь даже Корнеев осведомлен о намерениях Егора, он и тогда
не догадался бы, к чему конкретно тот ведет разговор.
— Вот, например, скажу вам по секрету: Венера обожает
плавать.
— Серьезно? — Корнеев все еще чувствовал себя
неловко и даже порозовел, чего с ним давненько не случалось.
— Ну, конечно, серьезно! — продолжал интриговать
его Остряков. — И нырять она любит. С трубкой плавает отлично! И даже с
аквалангом. И как встретит родственную душу, становится просто сама не своя. У
нее все лучшие подруги занимаются дайвингом.
Он еще некоторое время распинался, подводя Корнеева к
одной-единственной мысли: если зажигательно, со всей страстью поговорить с
Венерой о подводном плавании, то она немедленно проникнется к нему симпатией.
Когда Остряков ушел, Корнеев только плечами пожал. О
плавании он не знал ровным счетом ничего. Впрочем, можно покопаться в Сети. Вот
только времени совсем нет…
Возвратившись домой. Остряков потребовал у кухарки томатного
супу с укропом и позвал Венеру, чтобы она составила ему компанию за столом.
Венера пришла со своим всегдашним выражением неудовольствия на лице. Но стоило
только мужу упомянуть Артура, как она мгновенно переменилась.
