Доротея часто начинала разговор со сплетен, но обычно Саре не приходилось выслушивать их в столь ранний час. В Батавии сам черт не добудился бы ее в такую рань. Днем там стояла невыносимая жара, поэтому Саре приходилось устраивать полуночные балы и приемы для городской знати. Последние тринадцать лет она поздно ложилась спать и поздно вставала, считая, что тот, кто просыпается с рассветом, по-настоящему несчастен.
К сожалению, пастор решил провести службу без матросов, которые обычно выкрикивали ему проклятия.
– Какой-то скрежет, – ответила Доротея. – Длился несколько мгновений, потом все замолкло и началось снова. Я никак не могла сообразить, что это за звук, но он показался мне знакомым… – Она осеклась.
Сара отпила сладкого чая. Ей много чего будет не хватать во Франции.
– Тебе удалось поспать? – спросила она Доротею.
– Да, – ответила та, явно обеспокоенная странным шумом. – А вам?
Глаза у Сары были воспаленными, под ними обозначились темные круги. Будто она вообще не спала. Причем давно.
– Немного, – ответила она, снова уставившись в окно.
– Разбудить Лию? – Доротея посмотрела на юную госпожу.
– Пусть поспит, до службы еще есть время. – Сара с нежностью посмотрела на дочь, потом поднялась со стула. – Удалось еще поспрашивать пассажиров о том странном слове, лаксагарр?
Доротея выдвинула ящик комода и принялась выбирать госпоже наряд.
Разумеется, так она скрывала неодобрение. У Доротеи были очень строгие взгляды на то, как подобает и как не подобает поступать даме. Список подобающих действий был исключительно длинен, а список неподобающих – чрезвычайно короток.
Скорее всего, Доротея считала, что знатной даме не пристало играть в ловца воров, но Сара всегда поступала по-своему. И как всегда, мужу такое поведение надоест, и он положит этому конец. Возможно, жестоко.
Сара содрогнулась, представив предстоящий день. Доротея права. Если она продолжит в том же духе, в итоге муж ее накажет, но как ей перестать, если жизнь Лии в опасности?
– Всех спрашивала, никто не знает, – ответила Доротея. – Разве что нескольких еще не спросила, поговорю с ними, когда они выйдут на палубу ближе к обеду.
– Буду признательна.
Сара допила чай, и Доротея помогла ей одеться. Лия проснулась, но ее туалет требовал вполовину меньше усилий. Бледная кожа Лии была безупречной, ей не нужна была пудра, а гребень плыл по ее волосам, будто карп в ручье.
Наконец собравшись, три женщины вышли в утреннюю сырость. Было то странное время суток, когда солнце и звезды встречаются на небе: солнце уже пришло, а звезды пока не ушли. Еще не пробило четыре склянки. «Саардам» стоял на якоре посреди гладкого, спокойного моря.
Несмотря на столь ранний час, на палубе было на удивление многолюдно.
Еще вчера пастор объявил, что проведет службу у грот-мачты рано утром, до того как плавание возобновится. Каким-то образом ему удалось настоять, чтобы пассажирам кубрика тоже разрешили присутствовать, и они собрались на палубе в огромном количестве.
Капитан Кроуэлс с офицерами вполголоса обсуждали ночное появление загадочного фонаря.
– Это галеон Компании, я его повсюду узнаю, – сказал Исаак Ларм.
– Тогда как ему удалось так быстро исчезнуть? – спросил ван Схотен. – За несколько часов до рассвета. Даже порожний галеон не смог бы скрыться из виду так быстро. Ветра не было. Это чертов корабль-призрак, вот что это!
При приближении Сары с Лией офицеры замолчали и расступились, пропуская их в первый ряд, к генерал-губернатору и гофмейстеру Восу. Как и в Амстердаме, господа располагались ближе всех к священнику, надеясь, что его всепрощающими глазами на них посмотрит сам Господь.
Доротея встала позади, рядом с остальными слугами.
Сара опустилась на колени подле мужа, который никак ее не поприветствовал. Ей, как и всегда в его присутствии, стало не по себе.
По другую руку от генерал-губернатора стояла Кресси с Маркусом и Осбертом. Мальчики, как обычно, не могли усидеть на месте. Островитянка Изабель, которая присматривала за ними, чему-то улыбалась.
В дальнем конце палубы, за грот-мачтой, околачивались десятка два матросов в ожидании начала службы. Сара удивилась, что они пришли. Обычно они сквернословили и провожали хищными взглядами каждую женщину. Гласу Божьему не перебить зов греха и порока в их душах.
– Возблагодарим же судьбу, что столь милостива к нам этим утром! – громогласно начал Зандер Керш. – Что есть сей корабль, как не свидетельство величия Господа?! Обратите взор на паруса и доски. А теперь – на морскую пучину под нами. Не снастям и не волнам обязаны мы тем, что плывем по воде и не тонем, а Божественному чуду и стократной милости, что проявляет к нам Господь. Творение рук человеческих не поплывет по воде, не будь на то Господня воля. Ветер – дыхание Его, волны – длани Его. Знайте же, это Он ведет нас по морю.
Сара приободрилась. Священник выглядел дряхлым стариком, и она ожидала услышать какую-нибудь унылую проповедь. Однако Слово Божие преобразило пастора. Согбенные плечи распрямились, а перст энергично и решительно указывал в небо.
– Какая сволочь умыкнула вымбовки кабестана?!
Плавное течение службы разбилось о необоримую скалу гнева Йоханнеса Вика. Сара никогда его прежде не видела, но Арент достоверно его описал: лысая голова с вмятиной, повязка на отсутствующем глазу с паутиной шрамов вокруг. Массивное туловище сидело на кривых ногах, будто бы подгибавшихся под тяжестью хозяина.
Он решительно подошел к морякам у грот-мачты и принялся хватать их за плечи и гневно всматриваться в лица.
– Четыре пропали вчера, когда дали команду «К бою!», и три сегодня утром! – проорал он. – Кто похитил корабельную собственность? Признавайтесь!
На лицах матросов отражались страх и недоумение.
– Кабестаном легче поднимать якорь. Если вымбовки не найдутся, будете крутить голыми руками.
Матросы что-то забормотали, но ни один не решился возразить в голос.
– Говорите сейчас, или… – Вик осекся и пораженно уставился на паству, но тут же отвернулся, так что Сара не успела понять, кого он увидел.
Почувствовав ее взгляд, он уставился на нее единственным глазом. Нагло, угрожающе. Потом издевательски взмахнул рукой, якобы в знак приветствия, и странно усмехнулся.
Пастор кашлянул, призывая к вниманию.
– Как я говорил, мы не должны никого и ни в чем обвинять, ибо только Господь всем судья! – провозгласил он, очевидно не замечая иронии в собственных словах. – Имейте милость ко всем, и спасетесь милостью Божией! Ибо подобно тому как сбитые вместе доски держат этот корабль на плаву, так и узы братства защитят нас от предстоящих испытаний, – заключил он.
Сару передернуло. В этих словах послышалась странная угроза. Видимо почувствовав то же самое, остальные тревожно переглядывались.
