Возможно, то же самое случилось с его дядей. С мудрым, добрым дядей, который рассказывал ему о Карле Великом и к которому он бежал, когда дед бывал с ним слишком требователен, а то и жесток.
Пустые койки тихо покачивались в такт движениям корабля, повсюду валялись башмаки, нитки и иголки, мятая одежда, бутылки, деревянные игрушки. Почти все пассажиры ушли гулять на верхнюю палубу. На полу вертелись два волчка в виде человечков в деревянных юбочках. Игрушки были прекрасно сработаны и до сих пор не упали, хотя Маркус с Осбертом раскрутили их и занялись другим делом.
Осберт пытался вытащить занозу из пальца брата.
Малыш хныкал, готовый разреветься, а старший брат шикал на него, потому что они сбежали от Воса и теперь прятались за ящиками.
Арент подозвал мальчишек. Осберт охотно вышел к нему, а Маркус попытался протиснуться мимо, выставив пораненный пальчик. Сходство между братьями было поразительным: русые волосы, большие оттопыренные уши, синие, как море, глаза.
– Позволь, я взгляну? – Арент опустился на колени, чтобы рассмотреть занозу в пальце Маркуса.
Он нежно ощупал кожу вокруг, сочувственно морщась оттого, что мальчику больно.
– Полагаю, палец еще можно спасти, – сказал он с серьезным видом. – Наберешься храбрости и потерпишь минутку?
Мальчик кивнул, а его брат подобрался поближе, чтобы наблюдать за ужасной операцией.
Арент осторожно сжал кожу вокруг занозы. Труднее всего было умерить свою силу, чтобы не причинить боль мальчику. Заноза вышла, и Арент отдал трофей Маркусу.
– Я-то думал, кровь будет, – недовольно проворчал Осберт.
– Если придется вытаскивать занозу у тебя, кровь обязательно будет, – пообещал Арент и, кряхтя, поднялся с пола, что совсем непросто, когда ты такой большой и у тебя все болит. – Ваша игрушка? – Он кивнул на крутящихся человечков. – Искусная поделка.
– Да, это Лия сделала… – Маркус осекся, получив тычок от братца. – Нам нельзя про это говорить, – закончил он.
– Почему?
– Это секрет.
– Тогда никому больше не рассказывайте, – ответил Арент, у которого и так уже накопилось столько вопросов, что незачем было добавлять к ним новые. – Пожалуй, вам лучше уйти отсюда. Я собираюсь сделать кое-какую глупость, но она может оказаться опасной.
Мальчики просияли, предвкушая приключения, но, взглянув на большого мрачного Арента, передумали оставаться.
Пригибаясь под низким потолком, Арент подошел к складной деревянной перегородке, делящей кубрик пополам, сдвинул ее и вошел на половину, где жила команда. Здесь ширмой служил парус, перекинутый через веревку, протянутую от стены к стене: по одну сторону от него жили мушкетеры, по другую – матросы. Те, кому не хватило подвесных коек, спали на тюфяках; с потолка, словно паучьи гнезда, свисали походные мешки с пожитками.
На половине мушкетеров было пусто: Дрехт муштровал солдат на палубе. Они рассекали воздух шпагами и палили из мушкетов в воздух. Матросов почти не было: одни работали на верхних палубах, другие – в мастерских. Немногие, что остались в кубрике, играли в кости, болтали или храпели на полу. В воздухе стоял густой запах немытых тел. Кто-то наигрывал мелодию на трехструнной виоле. Увидев Арента, матросы бросили свои занятия и подозрительно сощурились.
Арент потряс в воздухе кошелем и громко спросил:
– Кто-нибудь знает Боси?! Он сам или кто-то из его дружков рыскает по кораблю, переодевшись прокаженным. Еще в Батавии он заключил сделку с неким Старым Томом в обмен на какую-то услугу. – Арент еще раз потряс кошелем; монеты в нем зазвенели. – Он говорил кому-нибудь про это? Дружил с ним кто-нибудь?
Матросы уставились на него, поджав губы.
В печке камбуза потрескивал огонь, кто-то топал сверху по палубе, с потолка сыпалась пыль.
Где-то мерно били барабаны.
– Знаете, откуда он был родом или кто привел его на «Саардам»? – Арент переводил взгляд с одного угрюмого лица на другое. – За сплетни тоже хорошо заплачу.
Один из матросов поднялся с пола и гневно выпалил:
– Мы не будем говорить с грязным солдафоном!
Вокруг одобрительно загудели.
Откуда-то слева швырнули бутылку, но Арент успел увернуться. Вторая бутылка едва его не задела, но угодила в стену и разлетелась вдребезги.
Чьи-то крепкие пальцы сжали руку Арента. Он резко повернулся, собираясь ударить обидчика, но оказалось, что это констебль из порохового трюма – согбенный и кривоногий, неуловимо напоминавший корабельную пушку.
Констебль предупреждающе взмахнул культей:
– Уходите, пока не пролилась кровь. – Он попытался увести Арента из кубрика.
Матросы двинулись на него, сжав кулаки.
Видя, что упорствовать бессмысленно, Арент следом за констеблем ушел за деревянную перегородку. Она тут же затряслась от ударов, послышались оскорбительные выкрики.
– Вот ведь вояка безголовый! – восхищенно ругнулся старик. Потом проковылял к пороховому трюму, снял с шеи веревку с ключом и отпер дверь.
Беспорядочно составленные друг на друга бочонки загораживали проход. Констебль негодующе хмыкнул:
– Вчера так сюда, небось, добрая сотня человек за порохом набежала, а убирать теперь мне одному? – Он махнул культей на пустые полки у стены. – Хоть у кого-нибудь на этом корабле есть голова на плечах? – Видя, что Арент не понял намека, он многозначительно вздохнул и смущенно признался: – Многовато работы для однорукого старика.
Арент легко подхватил сразу два бочонка и водворил их на место:
– Ты меня ради этого сюда притащил?
– Отчасти, – признался констебль, тяжело опускаясь на скамью. – Еще я тут видел кое-что ночью, тебе будет интересно, раз уж спрашиваешь, что может грозить кораблю. Нет, не прокаженного, не думай…
– Ну, рассказывай же, – сказал Арент, закидывая еще два бочонка на место.
– После того как пробили две склянки, но до того, как капитан тревогу объявил. Пошел я, значит, к трюму отлить. Я всегда туда хожу к трапу, там хоть немного света есть. Не люблю, когда…
– Констебль! – прервал его Арент. – Что ты видел?
– Ладно-ладно, поцветистее просто рассказать хотел, – сдался констебль. – Девица какая-то рыскала по палубе. Широкоплечая и кудрявая. Спутала меня с кем-то, бросилась вниз по трапу, бормоча, что почти их поймала. – Констебль задумчиво покусал губу. – Перепугала меня так, что я сунул свою морковку обратно в мешок и вышел на свет. На этом все. Ускакала девица, как кролик при виде лисы.
Широкоплечая и кудрявая. Наверняка воспитанница пастора Изабель. Вчера Ларм застал ее за подслушиванием на палубе, а сегодня она ошивалась внизу, возле трюма. У нее, похоже, дар появляться там, где не следует.
– Я поспрашиваю, – пообещал Арент, теснее сдвигая бочонки на полке, чтобы освободить место для следующих. – Спасибо, констебль.
