Оглядев обоих опытным взглядом, Ларм вздохнул. Он любил хорошую драку, но от этих двоих толку не будет. Обычно такие перебранки ни к чему, кроме бестолкового махания кулаками, не приводили. А эти двое и вовсе похожи на бурдюки с ссаками – сшибутся да расплещутся.
– Это доказано? – спросил Ларм.
– Его видели, – прошипел Генри.
– А ты что, отрицаешь?
– Нет, – признал Таймен, пиная палубу. – Украл, поймали. Все справедливо.
– Обратно отдашь? – спросил Ларм.
– За борт выбросил.
– Зачем же? – спросил Дрехт.
– Он говорил гадости про мушкетеров. За такое сами за борт отправляются. Так ведь не одобрите, вот я решил, что лучше уж пусть рубанок.
Дрехт еле заметно ухмыльнулся.
– Явитесь сюда, как бросим якорь, – сказал Ларм голосом человека, на своем веку повидавшего немало и рубанков, и таких болванов. – Таймен, ты признал вину и понесешь наказание. Одну руку тебе привяжут за спину.
– Да ладно вам, это же… – начал Таймен.
– Таковы правила! – рявкнул Ларм. – Виноват – ответишь. Будете драться, пока один из вас не упадет. Народ будет делать ставки, так что постарайтесь, чтобы было на что поглазеть.
– Вот и славно. – Дрехт похлопал обоих по плечам. – А теперь ступайте отсюда.
Когда спорщики с ворчанием удалились, Дрехт достал из кармашка перевязи щепотку чего-то вонючего. Собрался поднести понюшку к носу, однако вспомнил о манерах и предложил Ларму.
Карлик отмахнулся.
– Это правда, что Кроуэлс умеет предсказывать шторм? – Дрехт нюхнул свою смесь и сморгнул выступившие слезы.
– Ага, – сказал Ларм.
– И теперь говорит, что нас скоро накроет?
Ларм кивнул. Дрехт задрал голову к голубому небу и фыркнул:
– Ошибается.
– Ни разу еще не ошибся, – возразил Ларм, направляясь к трапу. – Ну, я пойду искать лохмотья.
– Ты тоже там был! – прокричал Дрехт ему в спину. – Так что оставь презрение для себя. Нам еще долго тут вместе находиться. Можно и подружелюбнее быть.
– Сиди на своей половине, вот и будет тебе дружба, – бросил Ларм, спускаясь по трапу. – Может, даже не прирежу.
Дрехт проводил его взглядом, потом поднял с палубы фигурку, второпях оброненную Лармом. Повертел ее в руках и недоуменно наморщил лоб. Непонятно, что именно изображала фигурка, но у нее было крыло.
Как у летучей мыши?
31
Сара услышала шаги Изабель в коридоре и распахнула дверь, прежде чем девушка постучалась.
– Доротея сказала, вы хотели меня видеть, – произнесла она, оглядывая роскошное убранство каюты.
– В «Демонологии» пишут, как призвать Старого Тома? – спросила Сара.
Изабель достала книгу из сумки и быстро нашла нужную страницу:
– Вот. – Она провела пальцем по узорным буквам.
Сара прочла вслух:
– «Чтобы призвать Старого Тома, обагри клинок кровью того, кто тебе дорог, принеси в жертву того, кто тебе ненавистен, и громко произнеси заклинание над еще не остывшим телом».
Сара ахнула. От вздоха зашуршал уголок страницы.
Похоже, тем, кто ненавистен, был отец Арента. Он один умер в том лесу. Арент же был тем, кто дорог. Она продолжила читать:
– «Призвавшему его Старый Том предлагает сделку в обмен на свободу. Торгуется, искушает и юлит. Тот, кто раскусит сей обман, сможет просить о чем угодно. Но будет знать, что выпускает в мир величайшее зло, сеющее хаос повсюду, и что ждет его в Судный день суровая за то расплата. Заключивший сделку должен заплатить Старому Тому за исполнение желаний. Цена высока. И горе тому, кто попытается его обмануть».
Сара с благодарностью сжала руку Изабель:
– Ты мне очень помогла. Не знаешь, где Арент Хейс?
– Только что спустился на нижнюю палубу.
Сара выбежала на залитую солнцем палубу и едва не столкнулась с Кроуэлсом. Капитан смотрел на большие песочные часы. На воде за кормой покачивалась дощечка, прикрепленная к веревке с узлами на равных расстояниях, которую Ларм понемногу выпускал из рук.
– Наша скорость – десять целых и две десятых узла, капитан, – доложил он, когда песок пересыпался в нижнюю половину часов.
– Надеюсь, успеем убежать от шторма.
Сара обошла их и спустилась в кубрик. На трапе толпились пассажиры, возвращавшиеся с утренней прогулки. Проталкиваясь сквозь толпу, она углядела, как Арент исчез в трюме. Не обращая внимания на странные взгляды, она спустилась на нижнюю площадку. В нос ей ударила вонь. Ступеньки вели еще ниже, в темноту. Наверное, Арент уже там.
– Арент! – негромко окликнула она.
Ответа не было. Сара прислушалась. Где-то далеко внизу ворочали ящики, открывали бочки. Корму матросы уже обыскали, теперь поиски переместились в нос корабля.
Сара замерла на ступеньках. Страшно представить, что сделает муж, узнай он об этом. Что на нее нашло? Зачем она сидела ночью на палубе с Арентом и Дрехтом и пила вино? Как глупо с ее стороны! Дрехт будет молчать, но кто-нибудь все равно насплетничает ее мужу. Всем же хочется снискать расположение столь влиятельного человека.
Если ему станет известно… Сара вздрогнула. Нет, она не может довольствоваться тем, что знает. Остается слишком много вопросов.
Она спустилась в темноту трюма. В липком воздухе пахло стоялой водой, опилками, специями, гнилью. С потолка на ящики капало, будто гнусные мысли всех присутствующих на корабле стекались в трюм.
Арент рассматривал выбоину на нижней ступени, подсвечивая себе медным фонарем. Сара читала о таком методе в записках о похождениях Пипса. Тот утверждал, что каждый предмет может рассказать целую историю, если понимать его язык. Так, порванная паутина говорила о том, что здесь недавно проходили, а ее нити на шелковом наряде указывали на того, кто это был.
– Арент.
Прищурившись, он посмотрел на нее сквозь рассеянный свет фонаря. С ворванью, судя по запаху.
– Сара? Что вы здесь делаете?
– Это мой муж вызвал Старого Тома. Я подслушала его разговор с Восом, – выпалила Сара. – Муж совершил дьявольский ритуал, убив вашего отца и вырезав метку у вас на руке.
Несколько минут Арент осмысливал услышанное, изумление на его лице сменилось недоумением, а затем гневом.
– Дядя… – Арент осекся. – Зачем ему это?
– Ради власти, богатства… Призвавший Старого Тома может просить о чем угодно, если согласится выпустить демона на волю.
– Где мой дядя?
– В кают-компании.
Арент поставил ногу на ступеньку, но тут из глубины трюма послышалось рычание. Арент направил фонарь на лабиринт из составленных друг на друга ящиков. Они уходили высоко наверх, словно стены; свет фонаря тонул в темноте.
