Более того, после измены команд трех пароходов еще два парохода, «Ольга» и «Ермак», под начальством комиссара Морозова дошли до деревни Островец, выпустили там несколько снарядов по деревне, а затем направились к реке Кунест, где передались белым. Но если в первом случае изменником был капитан 2-го ранга Д. Д. Нелидов, то неужели во втором случае изменником был комиссар Морозов? Что касается «Ольги» и «Ермака», то на них против комиссара выступили сами матросы. Судьба матроса-балтийца Морозова неизвестна. Что же касается остальной братвы, то она решила не мешкать и перебежать к белым, приведя с собой два вооруженных парохода и пленного комиссара. Затем к белым ушел и один из вооруженных катеров. Оставшиеся команды были полностью деморализованы, поэтому после нескольких митингов они просто затопили свои суда, после чего разошлись на все четыре стороны.
Коллективная измена матросов Чудской флотилии произвела как на Балтийском флоте, так и вообще в Петрограде гнетущее впечатление. Все недоумевали. Как могли «альбатросы революции» переметнуться к ее врагам?
И хотя было понятно, что матросы Чудской флотилии отличаются от матросов Балтфлота, так как основу команд составляли местные речники и рыбаки, мобилизованные по случаю войны. Все они были серьезных возрастов, имели семьи, и им до чертиков надоели и войны, и революции. Как бы то ни было, факт оставался фактом – впервые матросы под началом своих офицеров коллективно перебежали в стан врага.
И коллективная измена матросов Чудской флотилии, и почти одновременное антисоветское выступление матросов 2-го Балтийского флотского экипажа складывались в определенную пугающую власть тенденцию, которую надо было переломить любой ценой, иначе последствия могли быть просто необратимыми.
* * *
В обращении Петроградского Совета в связи с первой годовщиной Октября к морякам Балтики отмечалось, что правым и левым эсерам, затевающим новые белогвардейские налеты и заговоры, «мало того позорища, которое произошло 14 октября», и что «белогвардейцы почему-то рассчитывают главным образом на вас, товарищи матросы, и в особенности на бывших черноморцев». Обращение в основном предлагало «черносотенных офицеров, переодевающихся матросами» и «иуд – левых эсеров» доставлять на Гороховую, дом № 2, то есть в Петроградскую ЧК. Соответственно власти стали развивать наступление на судовые комитеты, заменять их всё увеличивавшимися партийными большевистскими коллективами. Пошли аресты наиболее «созревших» матросских «неформальных лидеров», будь то бывшие председатели судовых комитетов или уголовные авторитеты. И, конечно, настало самое время большевикам предъявлять счет своим «левым» политическим противникам на флоте. В ноябре был поставлен вопрос о ликвидации комитета левых эсеров в Кронштадте и передаче его членов в местную ВЧК. Подобные репрессии коснулись Петрозаводского окружного левоэсеровского комитета (где в октябре 1918 года обосновался штаб Онежской флотилии) и некоторых других, поддержавших выступление матросов 2-го флотского экипажа. 5 декабря был арестован главный анархистский авторитет на Балтике, бывший член Центробалта матрос П. М. Скурихин. Матросская оппозиция большевикам в Кронштадте и Петрограде на время сошла на нет.
Что касается мобилизованных матросов, то в октябре 1918 года был срочно издан приказ о том, что все призываемые моряки должны назначаться исключительно в части Красной армии. Для матросов это было, безусловно, серьезным ударом. Отныне любые вооруженные группы матросов на сухопутных фронтах объявлялись незаконными. Для матросов осталась лишь одна последняя лазейка – десантные отряды речных флотилий. Но эти отряды были малочисленны и привязаны к своим рекам.
Но на этом проблемы с матросами, которые уже были собраны на Балтике, не кончились. Так, сформированный на три четверти из мобилизованных матросов двухтысячный 1-й морской Кронштадтский полк был отправлен на фронт против Колчака и там сдался в плен, за исключением 350 человек, возвращенных в Петроград. И хотя взятые в плен матросы потом отказались воевать с красными, массовая сдача в плен «альбатросов революции» на Восточном фронте сильно повлияла на общее поражение Красной армии в районе Перми в декабре 1918 года.
Стремясь избавиться от мобилизованных матросов, их старались теперь раскассировать по разным флотилиям. Наибольшая часть мобилизованных была отправлена из Петрограда на укомплектование Волжско-Каспийской флотилии в Астрахань, что вскоре сказалось и там на резком ухудшении моральной обстановки.
В целом матросское выступление 14 октября, проходившее под лозунгами «мятежа 6 июля», можно оценить как его второй этап, как последнюю заметную попытку открытой борьбы левых эсеров с большевиками, используя матросов. Как это ни покажется странным, но неудача выступления 2-го флотского экипажа в определенной мере способствовала дальнейшему усилению красного террора. При этом большинство матросов – участников мятежа отделались лишь легким испугом, а расстреливали в ходе террора тех, кто и знать не знал ни о каких мятежах. Но матросов репрессировать в большом количестве было по-прежнему весьма опасно, тогда как с представителями враждебных классов можно было делать все, что заблагорассудится.
Вместе с тем выступление 2-го Балтийского флотского экипажа в большей степени содержало «белые» и демократические элементы. Поэтому его можно и нужно рассматривать прологом известных впоследствии антисоветских восстаний в форту Красная Горка в июне 1919 года и в Кронштадте в марте 1921 года. Моряки – участники Гражданской войны, как правило, были склонны объяснять недостатки флота или какие-либо анархистские выступления моряков приемом в 1918 году по найму большого числа морально неустойчивых «клешников» и «военморов».
Однако выступление 14 октября было осуществлено матросами, в основном демобилизованными весной 1918 года, то есть самыми непосредственными участниками революционных событий 1917 года. Этот исторически обусловленный факт не устраивал тем не менее как сторонников, так и противников Октября, что и служило основной причиной замалчивания данных событий. Хотя при этом сам по себе факт инициативы мобилизованных матросов в октябрьском выступлении 1918 года советскими историками прямо не отрицался, но прослеживалась общая тенденция отмечать не революционное прошлое мятежных матросов 2-го флотского экипажа, а то, что большинству из них ближе уже было домашнее хозяйство, а не революционный флот, что это были якобы именно те морально неустойчивые матросы, кто в порядке мобилизации первыми сбежали с флота с «двухсаженными вещевыми мешками» и т. п. Разумеется, что такое объяснение было весьма поверхностным, тенденциозным и никак не объясняло истинные причины массового матросского недовольства властью. Но сегодня мы можем уже однозначно утверждать, что 14 октября 1918 года в Петрограде выступила не братва с «двухсаженными мешками» за спиной, а, наоборот, имевшая значительно более «левую» ориентацию относительно большевиков, наиболее сознательная и авангардная часть матросов-балтийцев.
Американский историк А. Рабинович в книге «Большевики у власти» пишет: «Мятеж матросов Второго флотского экипажа закончился несколько часов спустя, когда, усталые и разочарованные неудачными попытками привлечь на свою сторону экипажи невских судов, они вернулись в свои казармы. Пока все отдыхали, Шашков отправился на поиски винтовок для вооружения матросов. Грузовик, в котором он ехал, вскоре был остановлен, Шашков арестован. Казармы Второго флотского экипажа были окружены войсками, и около пятидесяти матросов подверглись аресту. Усилия Петроградского и Северного областного комитетов левых эсеров организовать массы в поддержку матросов не увенчались успехом».
