«В марте 1921 г. оставшиеся в живых мятежники были из крепости переправлены в Ораниенбаум, где были построены в одну шеренгу, рассчитаны на «первый» – «второй», после чего вторые номера участников мятежа были отправлены на Колыму, а первые номера – конвоированы кавалерийским полком 16-й стрелковой дивизии имени В. И. Киквидзе через Ропшу – Высоцкое Кипень – Красное Село в Детском Селе. Мятежники вырыли ров вдоль западной стороны Казанского кладбища. В апреле 1921 г. все мятежники были расстреляны у этого рва».
«…В Детское Село были приведены моряки в бушлатах, примерно 200–300 человек, которые в течение 4–5 дней вольно ходили по деревне Красная Слободка. Затем их расстреляли вечером у заранее вырытой могилы. У расстреливаемых моряков руки были связаны. В то время люди говорили, что их расстреливал офицер… из винтовок. Два красноармейца заранее заряжали винтовки и подавали ему. Жителям… был дан приказ – из домов не выходить, не смотреть, что будет происходить… Позднее люди говорили, что жители близлежащих деревень находили в траве золотые часы и зубные протезы… В дальнейшем их могилы разрывались собаками, которые иногда приносили в деревню Красная Слободка кости человеческих рук или ног. В качестве обвиняемых к следствию привлекли более 10 тыс. человек. Из них к расстрелу были приговорены 2103 человека, а к различным срокам заключения, принудительным работам или направлению в трудовую армию – 6459».
Лишь 1464 человека были освобождены из-под стражи. С особым пристрастием преследовали тех, кто во время кронштадтских событий вышел из РКП(б). Таковых насчитывалось около 900 человек – каждый третий из 2680 членов и кандидатов в члены кронштадтской партийной ячейки (по данным на январь 1921 года).
В этой связи весьма любопытно проанализировать масштаб кронштадтских мятежей в 1905, 1906 годах, в сравнении с мятежом 1921 года, а также масштабы репрессий. Итак, в мятеже 1905 года в Кронштадте участвовало приблизительно 4,5 тысячи матросов. После подавления мятежа 229 из них были отправлены на каторгу и в тюрьмы, к расстрелу не был приговорен ни один человек. В 1906 году в очередном Кронштадтском мятеже участвовало 6 тысяч матросов. На этот раз реакция правительства была более суровой: 1251 матрос был отправлен на каторгу и в тюрьму и 36 (кто был уличен в фактических убийствах) казнены. Что касается мятежа 1921 года то, по приблизительным оценкам, в нем участвовало более 27 тысяч матросов, солдат и рабочих, в тюрьмы было отправлено 6,5 тысячи, а казнено, по самым минимальным оценкам, более 3 тысяч.
* * *
Точное количество кронштадтцев, отправленных в дисциплинарную колонию под Ухту, и количество вывезенных в различные районы страны эшелонами неизвестно.
Меньшевик Ф. Дан, оказавшийся весной 1921 года в одной тюрьме с кронштадтскими матросами, вспоминал: «Они негодовали на петроградских рабочих, которые «из-за фунта мяса» не поддержали и «продали» их. Разочаровавшись в коммунистической партии, к которой многие из них раньше принадлежали, они с ненавистью говорили о партиях вообще. Меньшевики и эсеры для них были ничуть не лучше большевиков: все одинаково стремятся захватить власть в свои руки, а захватив, надувают доверившийся им народ».
Репрессии обрушились и на гражданское население Кронштадта. Принявший дела коменданта города у П. Е. Дыбенко А. И. Седякин выселил из Кронштадта на материк более 9 тысяч местных жителей.
При этом власти не ограничились арестами и расстрелами только непосредственных участников мятежа. Репрессии обрушились на головы практически всех матросов Балтийского флота. Таких массовых арестов Россия еще не знала за всю историю Гражданской войны. Первый удар был нанесен по командам линейных кораблей-дредноутов «Гангут» и «Полтава». В ночь на 1 марта на них были произведены внезапные аресты почти 200 наиболее активных матросов, которые были немедленно отправлены спецэшелоном в Ростов в распоряжение командующего Кавказским фронтом под вооруженной охраной латышей.
В Петрограде практически каждый день устраивали облавы на матросов. Тех, кто успел переодеться, вычисляли по наколкам якорей на запястьях, которые делали тогда практически все матросы. Отловленных в облавах матросов сотнями сгоняли на вокзал и отправляли подальше от балтийских берегов. Вскоре ушел первый эшелон на Ростов в распоряжение командующего Кавказским фронтом. На нем было отправлено 1195 матросов. Второй эшелон с 520 матросами Минной дивизии ушел туда же 8 марта. Через три дня в Мариуполь в распоряжение командующего войсками Украины ушел третий эшелон.
Несмотря на это, М. Н. Тухачевский требовал отправки еще четырех эшелонов с потенциальными мятежниками. 11 и 12 марта на Кавказский фронт были отправлены еще два матросских эшелона. Но матросы есть матросы! Во время прохождения эшелонами Воронежа матросы вырвались на свободу, сумев занять на некоторое время вокзал и часть города. В Воронеже вспыхнул фактический бой, в котором почти безоружные матросы потерпели поражение. Часть их них была тут же расстреляна, а остальные загнаны в теплушки и отправлены по назначению. В газетах тех дней для обывателей сообщили, что пьяные матросы бесчинствовали и пьянствовали в Воронеже и не более того.
16 марта еще два эшелона под усиленной охраной латышей были направлены в Баку, а оттуда один проследовал в Ленкорань, а второй – в Петровск. Наконец, 16 марта два дополнительных эшелона, набитых под завязку матросами, были отправлены в Севастополь.
К 20 апреля 1921 года в Ленкорани находилось 1,5 тысячи ссыльных балтийцев, в Туапсе около тысячи, в Крыму около трех тысяч. Все они содержались в казармах, под охраной, практически на положении арестантов.
20 апреля 1921 года по инициативе В. И. Ленина на заседании Политбюро ЦК РКП(б) было принято решение о создании дисциплинарной колонии на 10–20 тысяч матросов «на далеком севере в районе Ухты в большой отдаленности от населенных местностей». Фактически дисциплинарная колония являла собой не что иное, как первый в России концентрационный лагерь. Организация «дисциплинарной колонии» была поручена Ф. Э. Дзержинскому.
27 апреля на очередном заседании Политбюро ЦК РКП(б) был рассмотрен вопрос «о расселении кронштадтских бандитских матросов в связи с учреждением дисциплинарной колонии на Ухте».
Чтобы быть объективными, отметим, что в ноябре 1921 года, когда напряженность в отношении матросов спала и стало очевидным, что матросская оппозиция окончательно разгромлена, дезорганизована и рассеяна, а потому уже не представляет для власти никакой опасности, рядовым участникам Кронштадтского мятежа была, в связи с очередной годовщиной Октябрьской революции, объявлена амнистия. Освобожденных из тюрем и дисциплинарной колонии выпустили на волю, запретив им, однако, появляться, как в Петрограде, так и в Кронштадте. Говорят, что во время обсуждения данного вопроса В. И. Ленин называл кронштадтских мятежников уже куда более снисходительно, чем раньше, – «несчастными кронштадтцами». А в официальных документах появился термин «кронбунтовщики». В те дни по России ходил грустный анекдот: «Октябрьскую революцию устроили пьяные кронштадтские матросы, а когда протрезвели – устроили Кронштадтский мятеж».
Из воспоминаний участника Кронштадтского мятежа матроса В. С. Бусыгина: «После разгрома Кронштадта проводилась «чистка», по которой не убитые и не заключенные в лагерь матросы изгонялись с острова… Кронштадтская гражданская тюрьма, пароход, Ораниенбаум, Петроград. Затем казармы в Питере, на Малой Охте, где скопилось уже изрядное количество арестованных… Через несколько дней нас посадили в товарные вагоны и повезли… Петрозаводск – Медвежья Гора – Княжья Губа – Жемчужная. Часть кронштадтцев была направлена на Мурманскую железную дорогу, на лесозаготовки… А другая часть была направлена в сторону Кавказа. Перед отправкой из Петрограда всем были выданы в четверть листа бланки с указанием срока отбывания – кому три года, а кому пять… В товарных составах кронштадтцев в количестве 1800 человек перебросили с Мурманской железной дороги через Петрозаводск, станцию Званка, Вологду, Архангельск в Холмогоры… По прибытии в Холмогоры нам устроили поголовный обыск. Отобрали все, что было ценного, книги, письма, все документы до последней бумажки. Тогда у меня и отобрали справку, что была выдана при отправлении с Малой Охты (в четверть листа с указанием сроков) … Во дворе все сжигалось на костре: считалось, что все эти бумаги никому больше не потребуются. Все были обезличенными, обреченными на смерть.
