- Сос-поп-а-сос-и-тот-е боб-у-мом-а-гог-и поп-рор-о-фоф-е-сос-сос-о-рор-а зоз-а кок-нон-и-жож-нон-ы-мом шош-кок-а-фоф-о-мом! - все снова и снова распевала она, несмотря на явное неодобрение Никке.
- Эй, слушай, ты, - сказал он под конец, - заткнись! Чего ты там мычишь?
- Это индейская любовная песня, - сказала Ева Лотта. - Я думала, вам будет интересно послушать.
- По-моему, ты орешь так, словно у тебя где-то болит, - сказал Никке.
- Нон-а-дод-о сос-поп-е-шош-и-тоть, - запела Ева Лотта и пела до тех пор, пока Расмус не закрыл уши руками и не сказал:
- Ева Лотта, давай лучше споем «Лягушата, лягушата»!
А в темноте за окном стояли потрясенные Калле с Андерсом и слушали клич Евы Лотты: «Спасите бумаги профессора за книжным шкафом! Надо спешить!»
Если Ева Лотта говорила, что надо спешить, и прибегла к кличу великой тревоги, это могло означать одно: Петерсу так или иначе удалось узнать, где эти бумаги. Речь шла о том, чтобы прийти первыми.
- Быстро, - скомандовал Андерс, - мы возьмем у них лодку!
Не произнеся больше ни слова, они ринулись по маленькой тропке вниз к причалу. Голодные и напуганные, они спотыкались в темноте, напарываясь на ветки и сучья; в каждом кусте им мерещились преследователи, но все это не имело ни малейшего значения. Единственное, что имело значение, - секреты профессора не должны попасть в руки преступников. И потому нужно было их опередить.
Они пережили несколько жутких минут, прежде чем отыскали лодку, не запертую на замок. Каждую секунду они ждали, что Блум или Никке вот-вот вынырнут из темноты. И когда Калле тихонько оттолкнул лодку от причала и взялся за весла, в голове у него была только одна мысль:
«Они сейчас появятся, я уверен, что вот-вот появятся!»
Но никто не появился, и Калле увеличил скорость. Вскоре их уже нельзя было услышать с острова, и он стал грести так рьяно, что весла поднимали фонтаны брызг. Андерс молча сидел на корме, вспоминая, как они уже переплывали залив в этом месте. Неужели это было вчера утром? Казалось, с тех пор прошла целая вечность.
Спрятав лодку в зарослях камыша, они помчались отыскивать мотоцикл. Они укрыли его в кустах можжевельника, но где же эти кусты и как отыскать их в темноте?
Несколько драгоценных минут ушли на судорожные поиски. Андерс так нервничал, что начал кусать пальцы, - где же этот несчастный мотоцикл? А Калле между тем рыскал в кустах. Наконец-то! Вот он, мотоцикл! Он нашел его! Пальцы мальчика ласково сжали руль, и он быстро вывел мотоцикл на лесную дорогу.
Им предстояло примерно пять миль езды. Калле взглянул на ручные часы. Стрелки светились в темноте.
- Половина одиннадцатого, - сказал он Андерсу, который вовсе не интересовался временем.
Слова Калле прозвучали в некотором роде зловеще.
Те же самые слова в ту же самую минуту Никке услыхал от инженера Петерса:
- Половина одиннадцатого. Пора в путь!
Пять миль… четыре мили… три мили до Лильчёпинга! С огромной скоростью мчались они этой теплой июльской ночью, но дорога казалась им бесконечно долгой. Нервы были у них на взводе, и они все время прислушивались, не догоняет ли их тот самый автомобиль. Каждую секунду они ожидали, что их осветят сзади фары, которые приблизятся, нагонят их, промчатся мимо и исчезнут, унося с собой все надежды спасти бумаги, которые значили так много.
- Лильчёпинг, двадцать километров, - прочитал Андерс на дорожном указателе.
Приближались места, знакомые им с детства. Примерно в то же самое время черный автомобиль миновал другой дорожный указатель.
- Лильчёпинг, тридцать шесть километров, - прочитал Никке. - Прибавь немного скорость, шеф!
Но инженер Петерс не очень спешил, он ехал так, как ему нравилось. Оторвав одну руку от Руля, чтобы предложить Никке сигарету, он удовлетворенно сказал:
- Если я ждал так долго, то могу подождать еще полчаса!
Лильчёпинг! Город спит безмятежно, как обычно. «Это просто трогательно!» - решили Калле и Андерс. Мотоцикл проезжает по хорошо знакомым улицам, начинает подниматься вверх к развалинам замка и останавливается у дома Эклунда.
А черному автомобилю оставалось еще несколько километров до того маленького дорожного указателя у обочины, который любезно приглашает: «Добро пожаловать в Лильчёпинг!»
- Страшнее этого мне ничего переживать не приходилось! - шепнул Андерс, когда они едва слышными шагами крались по веранде.
Он осторожно нажимает на ручку двери. Дверь не заперта. «Маловато винтиков у киднэпперов, которые не закрывают за собой дверь, - думает Калле. - Разве можно оставлять открытыми двери дома, где хранятся бумаги, которые стоят сто тысяч крон! Но так гораздо лучше - это экономит массу времени!» Все его чувства обострены - ведь дорога каждая минута.
«За книжным шкафом» - за каким книжным шкафом? У доктора Эклунда, который сдал свой дом на лето, столько книг и столько книжных шкафов! В гостиной все стены уставлены книжными шкафами.
- Это займет целую ночь, - говорит Андерс. - Где начнем искать?
Калле размышляет, хотя времени в обрез! Но иногда стоит пожертвовать минуткой, чтобы поразмыслить. Расмус сказал своему папе: «Я прокрался за тобой вечером, когда ты думал, что я сплю, и тогда я увидел…» Где мог стоять Расмус, когда он увидел?… Абсолютно точно, что не в гостиной.
Спальни расположены на верхнем этаже. Маленький мальчик, который не может уснуть, тихонько спускается по лестнице… Еще до того, как папа услышит его шаги, Расмус видит: происходит что-то очень важное - и останавливается. «Должно быть, он стоял на лестнице в прихожей», - думает Калле и кидается туда.
На какой бы ступеньке лестницы он ни стоял, через открытую дверь гостиной виден только один книжный шкаф. Тот, что возле письменного стола.
Калле мчится обратно в гостиную и вместе с Андерсом начинает отодвигать книжный шкаф от стенки. Шкаф царапает пол, раздается неприятный скрежет. Это единственный в мире звук, который они слышат. Они не слышат, что на дороге останавливается автомобиль.
Так… так… так… еще одно усилие - и они могут заглянуть за шкаф! Бумаги там! Коричневый конверт аккуратно прикреплен к стене кнопками. У Калле дрожат руки, когда он ощупью достает свой нож и начинает отгибать кнопки.
- Подумать только, мы все-таки успели! - шепчет бледный от волнения Андерс. - Подумать только, мы успели.
Калле держит драгоценный конверт в руках. Он благоговейно смотрит на него - ведь он стоит сто тысяч крон! Да, собственно говоря, его вряд ли можно оценить в деньгах! О, какая минута триумфа, какое пронизывающе сладкое, теплое чувство удовлетворения!
И тут послышалось что-то ужасно и жуткое! Крадущиеся по веранде шаги, шорох, чья-то рука нажимает ручку двери… Тихий скрип отворяющейся входной двери.
