— Моя малышка, — его голос становится грубее, скрученное дыхание коверкает звуки.
Я выгибаюсь сильнее, а Север ведет губами по ложбинке на спине, рассредотачивая дрожь по всему моему телу. Он поднимается и прижимается пахом к моей попке. Черт… Я сейчас задохнусь. От одного предвкушения, от одного понимания, как сильно он возбужден.
Север заводит одну ладонь мне под живот и помогает принять нужную позу. Я успеваю подтянуть подушку к лицу, в которую, знаю, скоро закричу, и чувствую, как он толкается в меня. Заполняет без остатка одним толчком.
Это что-то нереальное и граничащие с тем, что вообще способно испытывать человеческое тело. Он вбивается в меня, не в силах притормозить, жестко и жадно, а меня выкручивает узлами. Вчера я чувствовала, как он соскучился по мне, а сегодня как изголодался.
Разные грани, как белое и черное.
— Все хорошо? — Север опускается ко мне, прижимаясь грудью к моей спине. — Тебе хорошо?
Он отбрасывает подушку и собирает волосы с моего взмокшего лица. По коже проходит разряд покалывающего тока, когда Север зажимает мой подбородок и разворачивает к себе. Он смотрит в глаза, продолжая трахать, но теперь не размашисто и жестко, а глубокими толчками. Это уже кристальная пытка, он медленно растягивает меня на каждом выпаде и не дает сдвинуться с места.
— Да, да, — шепчу как в бреду.
А сама рвусь прочь из его стальных рук. Это сильнее меня, мое тело слишком слабое и хрупкое, я не могу, нет... Я кусаю его длинные пальцы и кривлюсь, вздрагиваю, загнанно дыша, и чувствую как на языке появляется солоноватый вкус пота.
Наши тела раскалены и обжигают друг друга. Еще чуть и я начну умолять дать мне передышку, но другое желание все же сильнее. Я хочу кончить вместе с ним. Я завожу дрожащую руку за голову и цепляюсь за Севера. Зарываюсь пальцами в его жестких волосах и чуть приподнимаюсь, ловя общий ритм. Двигаюсь вместе с ним и проскальзываю по влажным простыням.
Север шипит и не дает мне ускориться, сорваться в пропасть раньше времени. Он хочет выжать из моего тела каждую крупицу удовольствия, откатывает назад и бросает в огонь щепотку песка, понижая его градус. Он целует меня, вбиваясь в рот умелым языком, и словно забирает все проклятия в свой адрес.
— Пожалуйста, — произношу вместо них.
Он прикусывает мою скулу и выводит языком грязную восьмерку на коже. А потом переносит ладони на ягодицы. Стискивает с силой и жесткими ударами доводит мое тело до безумия. Вспыхивают искры, а разум сносит в липкую пропасть, которая иногда кажется невесомостью. Безбрежной и бесконечной, тягуче сладкой…
Север кончает с коротким рыком и отбрасывается на подушку рядом. Его дыхание напоминает толчки и мое тело реагирует на них также, как на толчки в мое лоно. Я тянусь к нему сквозь импульсы удовольствия и утыкаюсь лицом в грудь.
Мы молчим. Просто лежим рядом и приводим в порядок дыхание.
Я не знаю, сколько времени проходит, но знаю, что оно стремительно бежит, когда все кусочки пазла становятся в идеальном порядке. А в руках Севера я чувствую себя так, словно это самое естественное положение моего тела. Сплетаться с ним и подгибаться под упругие изгибы мускулов.
— Ты можешь забеременеть?
Я запрокидываю голову. Я не ожидала, что мы вдруг заговорим об этом, и смотрю на Севера с иронией. Он, конечно, “вовремя” озаботился этим вопросом.
— Ты вспомнил, что есть такая вещь, как презервативы?
— Ты отвечаешь вопросом на вопрос, — он усмехается и опускает лицо, так что я теперь чувствую, как его настырный взгляд исследует меня.
Мои черточки и морщинки.
Ему нравится видеть меня растрепанной и едва отошедшей от оргазма.
— Не паникуй, я принимаю таблетки.
— Я не паникую, — он лишь снова усмехается на мой колкий подтрунивающий тон. — И я хочу детей от тебя.
Север целует меня в губы, слизывая стон облегчения.
— Я только не хочу торопиться, — добавляет он. — Дай мне время, чтобы привести все дела в порядок.
— С тебя не сняли обвинения? — я поднимаюсь на локтях, а внутренности прорезает тревога, мы ведь ничего толком не обсудили, я не знаю, как закончились его переговоры с органами и что, черт возьми, будет завтра. — Север, ты же ничего так не рассказал…
— Вот кто у нас паникует, — он кладет ладонь на мое лицо, согревая теплом. — Я отдал активы, которые они просили. На последний допрос приехала Агата…
— С которой ты спал?
Ох, это все-таки ревность? Он всего лишь раз упомянул о ней, а у ревности к его прошлому появилось четкое имя. Видимо, рядом с Севером я узнаю еще много нового о себе. Я уже записала в тетрадку откровений, что я еще та развратная кошечка, но теперь оказывается, что я и собственница.
— С которой я спал, когда мне было двадцать три, — уточняет Север, а сам веселится глазами, ведь видит гад, что я ревную.
— Ох, ты оставил неизгладимое впечатление значит! Столько лет прошло, а она вписалась за тебя.
— Неизгладимое, — он кивает и перехватывает мои руки, возвращая мое тело строго под свой жаркий пресс. — Она была главой опергруппы, а я только-только появился в бизнесе брата. Я был глупым мальчишкой и каждый раз нарывался на пулю. Я бы тебе не понравился тогда, я и Марка в те времена презирал.
— Почему?
— Марк всех дрессирует под себя без разбора. Нужно время, чтобы он заметил, что рядом с ним живой человек. Я много воевал с ним по молодости, дрался, даже куски бизнеса отжимал. Агата во многом поэтому держала меня при себе, как противовес брату. Знала, что он меня не пристрелит, для Марка семья — это всё, и будет терпеть мои выходки до последнего.
— Выходки, — повторяю задумчиво. — Тебе не за нее повредили спину?
Север кивает, но жалеет через секунду, что сознался. Я жалобно выдыхаю и ему приходится вновь целовать меня.
— Тебе не нужно разбираться в нашем мире, мы больше так не живем. Анна прошла через него, она первой отговорит тебя от идеи копаться в прошлом. Там всё сложно и перекручено, мы с братом защищались сообща, но и наносили удары друг по другу. Я испытывал чувства к Агате и это было взаимно, но это не мешало нам использовать друг друга.
Север тяжело выдыхает. Легко заметить, что он отгоняет мрачные воспоминания, Теперь я сама тянусь к нему и жалею, что вообще затронула эту тему.
— Тебе нужно понимать, кто я и как стал таким, — он кивает. — Я это осознаю… Но это такое дремучие прошлое. Совершенно другая история, которая едва пересекается с нашей.
— Хорошо, — я киваю. — Я верю тебе.
— Мое прошлое больше не коснется нас, я отдал все долги. И я давно не хочу жить в старом мире, где мог любить и предавать одновременно. Мне тошно от этого.
— Другими словами, тебя не потянет назад?
