Мадина же ловит каждый факт и заливается соловьем в льстивых тирадах. Лиса. Если бы меня это так не бесило, я бы сейчас улыбалась. Это выглядело и правда забавно, да и Антону похоже нравилось. Он с удовольствием поддерживал с Мадей разговор о себе любимом, проявляя чудеса нескромности. А потом и вовсе выдал, разрезая свою лазанью.
- Что кстати делаешь сегодня, Мадин?
- Не знаю, не решила ещё,- Мадинка неопределенно поводит плечами и смущенно хлопает ресницами.
Сама скромность, она умеет...Делаю ещё глоток из бокала и прицельно тыкаю вилкой в отварной горошек.
- У меня у приятеля день рождения сегодня. Турбазу сняли, " Венецию", со мной поедешь?
Я чуть не давлюсь. Мадина ошарашенно хлопает ресницами уже без всякого жеманства.
- "Венецию"?- удивленно тянет,- Всю?
Я её понимаю. Турбазой " Венецию" можно назвать с большой натяжкой. Скорее это коттеджный комплекс ЛЮКС- класса с двумя бассейнами, своим СПА, участком хвойного леса и куском береговой линии заповедного озера.
- Там чужие не нужны,- пожимает плечами Антон расслабленно и тянется за стаканом с водой,- Ну так что? Составишь мне компанию?
Я сглатываю, рассматривая шницель на своей тарелке. Звучит по-детски, но я , блин, тоже хочу!
-Эээ...да,- Мадина так удивлена и обрадована, что её замешательство совершенно искреннее.
- Это у кого такой день рождения?- хмурится Вадим, неожиданно вспомнив о своей роли сурового опекуна. На моей памяти Мадина даже на девичники со скрипом отпрашивалась. Не то что вечеринка на элитной турбазе.
- У сына Клюева,- спокойно отвечает Антон.
- Хмм,- Вадим поджимает тонкие губы, сомневаясь. Мадинка затаивает дыхание и явно молится, чтобы отпустил. Антон расслаблен, ему похоже без разницы на самом деле. Ну пойдёт один, там найдёт кого-нибудь...Отвожу глаза от него, скрывая так не вовремя вспыхнувшую горькую ревность. Чёрт.
- Только чтобы до полуночи вернулись,- выдает Вадим строго.
- Пап, не смеши. Я что? Золушка?- неверяще фыркает Антон.
- Или один иди,- Вадим и не думает шутить.
Брови Антона удивленно ползут вверх, но потом до него доходит, что дело не в нем.
- Ладно, понял, верну в целости и сохранности твою подопечную,- криво улыбается отцу, быстро взглянув на Мадину. Та покрывается счастливым румянцем. Я делаю ещё глоток. Кислое какое-то. Фу. Поперек горла встало...
Вадим кладет свою большую шершавую ладонь на мою. Я поворачиваюсь к мужу. Он пьет за обедом коньяк, как часто с ним бывает после сложных командировок, и его глаза уже слегка подернуты туманной дымкой. И то, что я вижу в их глубине заставляет меня внутренне сжаться.
- Ну, что, Лей, значит мы остаёмся до ночи одни,- он тянет мою руку к себе и легко целует кончики пальцев.
Я замираю. Шум стучащей крови в ушах сильнее с каждой секундой. Этот намек...Это слишком. Я как-то не готова. Ещё...Я думала, ночью...
Вадим притягивает меня за руку к себе, тяжелая ладонь крепко сжимает плечо. Морская туалетная вода. Колючая щетина царапает щеку. Мои прикрытые веки подрагивают. Он не будет ночи ждать. Паника... Почти животная. Мятное мокрое дыхание раздражающе щекочет ушную раковину. Но я боюсь поежиться. Муж не должен понять, что я сейчас не хочу, что не приятно...Дыхание срывается на частое, но это ведь тоже похоже на возбуждение, правда? Не страшно - он не поймёт...
- Хочу тебя, малышка,- хрипло шепчет Вадим,- Сейчас пойдём?
Я не успеваю никак среагировать, потому что на всю столовую вдруг раздаётся оглушающий звон, а затем женский визг. Мы с Мадинкой одновременно подскакиваем со своих стульев. Я просто ничего не понимаю, а сестра, шипя, осматривает свои мокрые джинсы. Стекло и вода. По всему полу. Везде.
- Извините, уронил,- ровным безэмоциональным тоном сообщает Антон, оставаясь сидеть на месте, хотя он тоже весь мокрый.
Но его это похоже не беспокоит. Младший Палей не смотрит на возмущающуюся Мадину, не поворачивается к ворчащему, зовущему Ирину отцу. Тяжелый, немигающий взгляд Антона намертво прикован ко мне. Впервые за весь этот несчастный обед. И мне чудится в его серых глазах одновременно угроза и обещание.
27.
- Ну что? Обед, думаю, можно заканчивать,- с сарказмом тянет Вадим, наблюдая за пылесосящей мелкие осколки Ириной. Поворачивается к хмурому сыну,- Когда едете?
Антон поднимает на него нечитаемый взгляд.
- Сейчас. Иди - собирайся, Мадин.
Сестра, взвизгнув от счастья, убегает из столовой. Я провожаю её долгим взглядом, так не вовремя вспомнив, как застала их с Антоном в тёмном коридоре. На языке разливается терпкая горечь, голова начинает болеть. Всё настолько неправильно, что меня подташнивает.
- Что ж, счастливо повеселиться,- благодушно произносит Вадим, кладя свою тяжелую руку мне на поясницу.
Пальцы мужа крепко впиваются в моё бедро, тысячекратно усиливая ощущение неправильности. Неожиданно такое острое, что хочется взвыть. Ведь мы пять лет вместе, господи! И близость Вадима почти никогда не была мне противна, часто даже наоборот...Но сейчас я готова содрать с себя кожу, лишь бы он не смог касаться её.
Но я улыбаюсь, опуская глаза, замечая мимолетный взгляд Антона, брошенный на пальцы на моём бедре. Вижу, как у него дергается кадык. Горькое удовлетворение комом разбухает в груди. Эгоистично, но я не хочу мучиться одна. Его протест почти осязаем. Для меня. Вадим слеп. Пока...Скорее всего, несмотря на предупреждение, всерьез он не верит, что такое возможно. Что Я РЕШУСЬ, не Антон...Я.
- Я пойду,- Антон больше на меня не смотрит. Только на отца, прямо в глаза.
- Давай, головой за неё отвечаешь, чтобы без сюрпризов, - произносит Вадим строго. Слова разбиваются об удаляющуюся спину.
- Я понял,- бросает Антон, взмахнув рукой, не оборачиваясь.
Мы остаёмся одни. Колени слабеют. Мозг лихорадочно ищет причину отказать, но её НЕТ.
- Пойдём, Лей, - требовательное нажатие на поясницу.
Это неизбежно.
***
В моей спальне царит полумрак. Солнечные лучи едва пробиваются сквозь толстые тяжелые шторы. Одинокий сноп света лениво ползёт по полу из-за едва колышущейся от сквозняка ткани. Или это меня мерно потряхивает от быстрых глубоких толчков. Картинка дрожит под полуприкрытыми веками. Сухие губы размыкаются, часто дышу ртом. Тело лихорадит от противоречивых физических импульсов. Я не хочу. Впиваюсь ногтями в свои ладони, чтобы сдержаться и не попытаться столкнуть с себя грузное давящее на диафрагму влажное тело. И в тоже время между ног уже мокро из-за этого нескончаемого навязчивого трения. А ещё от того, что я специально сжимаю его в себе, пытаясь приблизить развязку. И рефлекторно завожусь сама.