Я перебираю пальцами, и он ослабляет хватку. А потом переносит ладонь на спинку моего стула и разворачивает меня. Сперва мне кажется, что это всё — спуск сразу с нескольких ступенек вниз, он сейчас закроется и вновь зарычит, но потом я вижу перед собой тот внедорожник. Хозяин повернул меня точно к нему.
— Я выгляжу также, — его голос царапает.
Я приглядываюсь и понимаю, что машина горела. У нее выбиты все стекла, кроме задних, а с кузова слезла краска. Только по багажнику можно определить, что она была темно-синего матового цвета. Она вся в черных разводах копоти, которые смотрятся устрашающе.
— Ты был в ней?
Он кивает, задевая прядки моих волос.
— Попал в аварию?
— Нет.
— А что тогда? — я встряхиваю головой, отгоняя эмоции. — Ответь мне, я прошу тебя.
Глава 13
— Меня заперли в ней и подожгли.
Страшные слова звучат как во сне. Я не могу вместить их в свое понимание… Как это? Заперли и подожгли? Настоящее зверство возможно в нашем мире? Боже… И как он выжил? Выбрался?
Мне становится не по себе, и я инстинктивно поднимаюсь на ноги.
— Я смог выбить стекло и выбраться. Не сразу, но смог.
Я иду вперед под глухое эхо его низкого голоса. Приближаюсь к внедорожнику, который смотрится страшнее с каждым шагом. Становятся заметны детали: металл не выдержал большой температуры и пошел волнами, салон же вовсе выгорел дотла.
Я подхожу вплотную и кладу ладонь на дверцу. Веду пальцами, в первое мгновение по-глупому боясь обжечься, и повторяю все царапины и вмятины. Сравниваю с тем, что ощутила, когда дотронулась до его тела.
Я так глубоко погружаюсь в это, что не слышу, как он подходит сзади. Замечаю шорохи в последнюю секунду, когда уже поздно и его массивный силуэт перекрывает мой. Мужчина останавливается за спиной, придавливая высоким ростом и фактурой бойца. Я затихаю, улавливая, как что-то неясное зреет в воздухе, что-то интимное и редкое, что я еще ни разу не чувствовала в своей жизни. Даже упреки насчет того, что он снова встал и не дал себе отдохнуть, не просятся наружу.
Я молчу и впитываю его присутствие.
— Не нужно тебе, — произносит он над моей головой, — только пачкаться…
Пальцы действительно напитались черной краской с пылью. Но мне все равно на грязь, я не убираю ладонь с кузова. Тогда Хозяин протягивает свою руку, а я смотрю на распущенный манжет, который не скрывает длинные борозды шрамов. Я впервые вижу их и могу потрогать, тяну вторую ладонь и легонько касаюсь. На пробу… Жду его реакции, а потом увожу пальцы чуть выше, под рубашку, мягко очерчивая его обожженную плоть.
Он останавливается, словно был готов ко всему, но не к ласке. Я сбиваю его с толку, касаясь его ран с нежностью, а мне даже не приходится делать над собой усилие. Мне не страшно, нет ни отторжения, ни нервов, я как будто знакомлюсь с ним. Ближе и честнее.
Он дает мне всего пару мгновений, разворачивает к себе и изучает мое лицо. Ему тоже нужно видеть мою реакцию, а мне нечего стыдиться. Я сжимаю его запястье и запрокидываю голову — пусть смотрит, пусть видит, что его шрамы не пугают меня.
Не пачкают.
Как он выразился.
— У тебя и правда серые глаза, — замечаю с улыбкой. — Наверное.
Я коротко смеюсь, когда свет падает под другим углом и мне мерещатся голубоватые искры. Он по привычке отворачивает лицо, подставляя под взгляд здоровую сторону. Если ему так легче, то пусть. Я больше не хочу дотронуться до его подбородка, чтобы повернуть на свет, я тяну ладонь выше, окуная пальцы в темноту.
Секунда.
Задержка.
Его тяжелый выдох, в котором слышно лимит доверия.
Я выбираю этот лимит до конца, касаясь его правой щеки.
— Все хорошо, — произношу тихо. — Все хорошо…
— Успокаиваешь меня? — он прячется за усмешкой.
— Вдруг зарычишь, — киваю.
Но шутки и легкое настроение испаряются, когда он чуть поворачивает голову. Мои пальцы нажимают сильнее на его кожу, огрубевшую и пораненную, и наталкиваются на губы.
Случайно.
Его срывает мне навстречу. Он кладет ладони на мою талию, притягивая к себе, и почти отрывает от пола. Мне приходится шипеть на него, чтобы он не вздумал и не повторял вчерашнюю глупость. Но он останавливается по другой причине, он опасается сделать мне больно и не понимает, что я переживаю не за себя.
— Не надо, — повторяю, чтобы усмирить его порыв наверняка. — Не поднимай меня. Я боюсь высоты.
— Высоты?
— Да, именно ее. Только ее.
Я не отнимаю руки и медленно обвожу контур его рельефных губ. Угадываю, как он выдыхает, отпуская напряжение, когда я касаюсь здоровой стороны.
Он не привык показывать слабость, Марина права.
Но я тоже права, его влечение ко мне совершенно осязаемая вещь.
Я встаю на носочки, чтобы хоть как-то исправить разницу в росте, но мужчина оказывается решительнее. Он наклоняется, подгибая меня под себя, и наталкиваясь губами на мой висок. Я шумно выдыхаю, теряясь от перемены — теперь ведет он, задает направление и по-мужски грубовато рвет последние крупицы дистанции.
— Так не страшно?
Я мотаю головой.
— Противно?
— Нет. Хватит говорить глупости…
Я выбрасываю ладонь наверх, как белый флаг, и накрываю его губы, угадывая, что еще чуть и он поцелует меня. А я и так не чувствую пол под ногами, эмоции закружились и запутали все вокруг.
Он, наконец, отыскал правильный подход и больше не путает грубость с настойчивостью. Мне нравится, как его горячее дыхание расходится по коже, как в темноте ярче и ярче вспыхивают новые ощущения. Я вдруг ловлю себя на том, что закрыла глаза. Это удивительно… я воевала за свет, а теперь убеждаюсь, что в прикосновениях больше правды.
Я чувствую его раны, чувствую, что он делает над собой усилие, чтобы не закрыться и позволить мне быть так близко, и чувствую, как это действует на меня.
А он не двигается, давая мне время прийти в себя. Только поддерживает, заведя ладонь мне за спину, словно случится страшное, если я обопрусь на сгоревший внедорожник.
— От тебя пахнет табаком, — произношу в тишину. — Очень дешевым кстати. Ты стреляешь сигареты у таксистов?
— У охраны.
— Поэтому их так много? Они потакают твоим вредным привычкам?
— Они уравновешивают Марину и врача. Мне нужно круглосуточно лежать в обитой подушками комнате, чтобы эти двое были довольны.
Он шутит, но нотка серьезности проскакивает.
