— Любишь всё контролировать? — я опускаю взгляд на его длинные пальцы. — Я не упаду… и не уйду.
Мне удается сделать его хватку деликатнее. Я поглаживаю его пальцы, понимая, что именно это ему сейчас нужно. А мне нужно осмыслить наш поцелуй, это случилось неожиданно и, вроде бы, по моей инициативе… Я с трудом различаю, где пол, а где потолок, и пытаюсь успокоить дыхание.
— Я ничего не понимаю в гонках, но в них же не может быть без риска?
Макар качает головой.
— Это опасный вид спорта, и Денис не мог этого не знать. Он сделал свой выбор, он был молодым, но взрослым парнем, он отдавал отчет в своих решениях.
Я жду хоть какую-то реакцию, но Макар молчит.
— Зачем ты мучаешь себя? И Марину.
— Марину?
— Я поняла, почему ты затягиваешь реабилитацию. Постоянно срываешься и не слушаешь врачей. Даже сейчас, — я обвожу ладонью диван. — Тебе нельзя вставать на ноги, тем более с девушкой на руках. Я готова спорить, что доктор тебе об этом сказал тысячу раз.
— Про девушку он ничего не говорил.
— Очень остроумно, только доктор по-настоящему встревожен…
— Значит он и с тобой уже поговорил.
— Да, и я пообещала ему помощь. Но как помочь тому, кто специально делает себе хуже? — я качаю головой. — Хватит, Макар. Хватит наказывать себя.
Он молчит, разглядывая мое лицо. Я хочу упрекнуть его в тишине, но это оказывается выше моих сил. Какая-то часть меня уже сдалась ему в плен и откровенно наслаждается мужским вниманием, он так смотрит на меня, что невозможно завлечь трезвые мысли в голову. Ни одного шанса на благоразумие. Я чуточку злюсь, но в фоновом режиме, и сама не замечаю, как крепче обхватываю его пальцы.
Или он мои?
— Пообещай мне, что не будешь больше поднимать меня на руки.
— Вообще?
— Пока доктор не разрешит. И не будешь вставать на ноги, поднимать тяжелые предметы, пропускать прием лекарств.
— У тебя большой список.
— Накопилось, — киваю. — Я же не первый день рядом.
Тем более здесь каждый день за год.
Я совсем смелею и кладу ладонь на его правую щеку.
— Ну так что? — я закусываю нижнюю губу, предвкушая. — Пообещаешь?
— Хорошо, — Макар кивает с тяжелым выдохом, словно я уговорила его отписать всё имущество незнакомцу. — Я даю слово.
Макар тянет меня к себе. Он всем видом показывает, что я должна подчиниться, я же сама просила его не делать лишних движений, а издеваться над людьми не в лучшей форме — очень и очень плохо. Я смотрю на него с наигранным укором, но не противлюсь.
— Думаешь, что заслужил поощрение?
— Ты так это называешь? — он усмехается. — Хорошо, пусть будет поощрение.
Ему становится не до шуток, когда мои губы оказываются с нескольких миллиметрах от его. Он чуть замедляется, не делая это рывком, как в прошлый раз, а проходит последнее расстояние с оттяжкой. Я успеваю почувствовать прилив жаркого мужского дыхания и только после его вкус…
Он преступно хорошо целуется. Особенно, когда не торопится и не ждет, что я вот-вот вырвусь, Макар обнимает мое лицо широкими ладонями, направляя, и ласкает столь откровенно, что я могу представить какой он в постели. Как берет, как удерживает сладкой силой на границе и как замирает, позволяя мне ответить. Да, он умеет прислушиваться.
Я опускаюсь на диван рядом с ним, разрывая поцелуй.
Время теряет счет, и мы неизвестно сколько минут проводим рядом. Мы даже не разговариваем, хотя наверняка думаем об одном и том же. О прошлом, о Марине и возможной встрече с Баровым. У меня нет решения, а Макар что-то прикидывает в уме, пока я не вспоминаю, что мне пора сделать звонки близким.
Я ухожу в другую комнату, а после выхожу на задний двор. Там как раз крутится высокий охранник, который дал мне сотовый.
— Готово, — я киваю ему, протягиваю телефон. — Спасибо большое.
— Все ок? Звонки прошли?
— Да, я со всеми поговорила. Адрес дома не называла, ничего лишнего не выдала.
Охранник неопределенно хмыкает, то ли доволен, то ли не особо верит в мои способности конспиратора. Он забирает телефон, пряча его во внутренний карман легкой куртки, и поворачивается на рык мощного мотора.
Я тоже непроизвольно разворачиваюсь, реагируя на грубый звук, который шумит за забором.
— Там не одна машина, — произношу, когда угадываю, что рычит несколько моторов. — Как целый кортеж… Они остановились?
Я жду чуда, надеясь, что мне показалось, что сейчас звук возобновится и машины проедут мимо, но ничего подобного. Я слышу, как меняется тональность шума, он становится монотонным и гудящим холостыми оборотами.
Высокий охранник тянется к рации.
— Александра, идите в дом.
— Нет, — я качаю головой.
Я не спорю с ним, я по-детски отгоняю беду. Словно если сказать “нет” и еще капризно мотнуть головой, то всё плохое исчезнет в то же мгновение.
— Где Марина? — я почему-то пугаюсь именно за нее. — Она вышла во двор, я видела, как она раскрыла дверь… Боже, где она?
Охранник не слышит меня, он начинает перекличку по рации, а свободной рукой подталкивает меня к дому. Толкает с силой и со злым дыханием.
— Игорь! — сбоку раздается суровый голос Когсворта. — Уведи ее в дом! Сейчас же!
— Понял.
— Женщин на второй этаж! У тебя полминуты!
Я снова пытаюсь задать вопрос насчет Марины, только охранник переходит на язык чистой силы. Он буквально вталкивает меня обратно в дом и за мгновение направляет к лестнице. Я замечаю через окна, как гаснет уличное освещение, лампочка за лампочкой, а потом та же черная волна находит на дом. Внутри становится темно и я едва не падаю, путая ступеньки.
Охранник удерживает меня, матерясь, но не сбавляя темпа.
— Саша, я тут…
— Марина? Ты… Да где ты?!
Я чувствую, как мое запястье обхватывает теплая ладонь. Марина забирает меня из рук охранника и помогает ориентироваться, подводя мою левую руку к перилу.
— Что происходит? — шепчу сквозь частые выдохи.
Подниматься нужно быстро, а лестница кажется бесконечной. К счастью, под ногами появляется маленький огонек. Он блуждает туда-сюда, вырывая из темноты деревянные половицы. Я быстро оборачиваюсь и вижу фонарик в руке охранника, который вовремя вспомнил о нем.
— Я отведу тебя и узнаю, — бросает Марина тихо. — Тебе лучше не выходить.
— Мне? Тебе тоже нужно быть наверху, Ког сказал…
— Тихо! — Марина взмахивает ладонью.
В секундной тишине повисает ожидание и следом раздается жуткий грохот. Словно ворота снесли тараном, одним уверенным многотонным ударом.
