Она оглядывается по сторонам, попутно набирая чей-то номер. Я же замечаю в коридоре медсестру и поднимаюсь ей навстречу. Ингеборга тоже замечает женщину в белом костюме и кидается к ней, оттесняя меня. У меня перехватывает дыхание от столь “базарного” поведения, и куда только делся налет элитарности?
Медсестра тоже теряется, но профессиональная привычка помогает ей выдержать натиск. Потом же к нам подходит охранник и настойчиво просит Ингеборгу вернуться в зал ожидания. Он ловко отвлекает ее, так что мы с медсестрой уходим в кабинет, за дверью которого сразу становится тихо.
Глава 26
После разговора с медсестрой я засыпаю в комнате для отдыха.
Здесь настолько продуман вопрос комфорта, что на диванчике спится также удобно, как на кровати в моей прошлой квартире. Я вспоминаю, как собирала вещи и загадывала, чтобы у меня все сложилось в новом городе. Я с трудом решилась на переезд, убедив себя, что нельзя трусить всю жизнь и прятаться в отлаженных мелочах, привычных маршрутах от дома до работы и назад, и удобных знакомых. Тем более, когда хочется попробовать с чистого листа и позволить себе перемену, как небольшое путешествие в неизвестность.
Я не добралась до Владимира, но мое путешествие точно запомнится мне на всю жизнь. Не знаю, можно ли знакомство с Макаром посчитать за бокал шампанского, но рискнула я не зря.
Хоть бы у него всё было хорошо…
Операция.
Лечение.
Возвращение к жизни.
К нормальной, полной, яркой.
Я просыпаюсь от того, что кто-то дотрагивается до моего плеча. Сквозь остатки сна я признаю Алекса, который протягивает мне сотовый телефон.
— Марина смогла дозвониться до меня, — сообщает он вполголоса. — Баров разрешил ей.
Я протираю глаза ладонями, надеясь, что мне не снится это.
— Она хочет поговорить с тобой.
Алекс кивает, оставляя телефон в моей ладони, и показывает кивком, что подождет за дверью. Выходить необходимости нет, но Алекс не зря нашел общий язык с Мариной. Они оба прекрасно воспитаны.
— Марина? — зову ее и тут же поднимаюсь на ноги, эмоции зашкаливают и не дают остаться на месте.
— Да, здравствуй… Как ты, Саша? Всё хорошо?
— Да-да, конечно. Что со мной будет? Я за тебя беспокоюсь…
— Алекс успокоил меня и мне теперь легче. Вроде всё обойдется для Макара.
— Скажи что-нибудь о себе. Как ты там?
— А что со мной будет? — она повторяет мою фразу на одном выдохе, но я не верю в эту легкость. — Не волнуйся за меня, я уже бывала в этом доме. Тут все родное, знакомое, я знаю многих парней из охраны, они не поменялись за год и помнят, что я была здесь хозяйкой.
— Серьезно, Марина? Ты говоришь о доме и охране? Или ты не можешь сейчас свободно разговаривать?
— Могу, только недолго, — я замолкает и мне кажется, что она ищет часы для сверки времени. — Ему стало лучше… Сергею…
— Барову?
— Да, он чуть успокоился, как мы приехали сюда. Когда он не видит Макара перед собой, ему легче.
— Я понимаю.
— Он спрашивал о тебе и я не стала больше ничего придумывать. Рассказала всё, как есть, и призналась, что прикипела к тебе душой. Что ты помогала даже больше мне, чем Макару, потому что я уже была на грани.
Она замолкает, я же хочу спросить о Когсворте. Благоразумие не дает, если Марина молчит о нем, то и мне не стоит заикаться.
— Я хочу вернуть Барову некоторые вещи, — неожиданно произносит Марина. — Они были в квартире Макара в центре.
— Ты о чем?
— У брата остались фотографии Дениса с трассы. Я искала их на жестких дисках, но ничего не нашла. Никаких копий. А оригиналы, я помню, что лежат у него в столе.
— Я видела фотографии у него. Не знаю те или нет.
— Вряд ли, есть другие. У него никогда не было альбомов, так что там должны быть все в общей куче. Можно привезти их, а я отберу нужные.
— Привезти?
— Да, я дам адрес. Баров не прячет его, и он не будет против посыльного. Я хочу отдать ему их. Там Денис такой довольный, он светился от счастья, когда был на трассе. Я их очень хорошо помню, Сергею нужно увидеть их.
— Хорошо.
Я звучу неуверенно, попутно представляя, как это всё устроить.
— Я найду их и передам…
С того конца слышатся гудки. Я не успеваю закончить фразу и спокойствие, которое появилось после мягкого голоса Марины, тут же покидает меня. Почему она так резко бросила трубку? Оборвалась связь или ее оборвали? И это же Марина! Она будет делать вид, что всё хорошо, только чтобы за нее не беспокоились!
Я выхожу из комнаты, возвращая телефон Алексу.
— Как Макар?
— В реанимации. Не пугайся, это стандартная процедура после операции. Я еще не разговаривал детально с хирургом, но операция прошла успешно. Теперь надо смотреть динамику.
— Его можно повидать?
— Да, я проведу. Но он спит, ты же сама понимаешь.
Я киваю.
— Я потом отъеду, нужно кое-что сделать для Марины, — говорю Алексу. — Позвонишь мне, когда он проснется? Хотя я постараюсь приехать до этого, но вдруг…
— Позвоню, — Алекс оттаивает и проводит ладонью по моему плечу, подбадривая. — Он о тебе уже сотню раз спросил. Охранников до операции замучил, всё проверял, что ты в безопасности.
От слов Алекса становится тепло на душе. Макар беспокоился обо мне… На губы наползает легкая улыбка, которую я прячу от врача, стесняясь. Он проводит меня в палату, по пути накидывая на мои плечи белый халат.
Я чувствую болезненный укол прямо в сердце, когда вижу спящего Макара посреди специальных датчиков, экранов и трубок. Тут же успокаиваю себя, что это, наоборот, очень хорошо, каждый его вдох и показатель под контролем. Он в надежных руках и в лучшей клинике. Я не Ингеборга и доверяю выбору Марины безоговорочно, а я теперь знаю, что Алекса нашла именно она.
Так что всё будет хорошо.
Это моя молитва.
Я спрашиваю у Алекса разрешение глазами, и он понимающе кивает. Тогда я подхожу к широкой кровати с высокими бортами вплотную и осторожно провожу пальцами по лицу Макара. На его лбу нет привычных морщинок, я вдруг понимаю, что еще не видела его спящим и таким умиротворенным тоже. Он же вечно то напрягается, то усмехается, и его мимика как карта его настроения. Я все-таки научилась ее читать, хотя в первый день думала, что этот мужчина навсегда останется для меня загадкой.
Я наклоняюсь к нему и целую в щеку, вбирая любимый аромат. Это так странно и почти нереально: я знаю Макара всего ничего, но чувствую его столь остро и всепоглощающе, что начинаю верить, что время — всего лишь условность и пустяк. Бывает целые года уходят в пустоту, а некоторые минуты сразу в сердце.
