Народ занимал места, стараясь либо присоединиться к родне и друзьям, либо оказаться поближе к лакомствам. Стульев не было – стоять за импровизированными столами было в разы удобнее, чем сидеть. Да и не нашлось бы на Выборгской такого количества стульев.
Еще народ присаживался к кострам, где жарили мясо, готовили наваристую похлебку, начинали уже уничтожать свои запасы спиртного, так как команды откупорить общественные пока не поступало.
Чита занял место практически в центре платформы, за столом, где предстояло угощаться также и жениху с невестой. К столу его подвел личный охранник Бориса, освободил ему место, предварительно вытащив из-за стола за локоток плюгавенького мужичонку.
Мужичонка оказался местным ростовщиком. Надо думать, дела у Бориса сейчас идут хорошо. Если бы он был в долгу у ростовщика, его охранник таких вольностей не допустил бы. Впрочем, если верить слухам, они все скоро заживут на широкую ногу – стоит только свадебку сыграть. Поэтому на предстоящем торжестве решили не экономить.
Помимо угощения, была запланирована и развлекательная программа. В центре платформы располагалась высокая, узкая конструкция из металлических трубок.
Леонид вспомнил, что они использовали конструкцию, когда по потолку туннеля, ведущего к разрушенной Лесной, побежала паутинка трещин. Трещины выборжцы заделали – как ему показалось, не очень качественно, скорее для собственного успокоения, чем для укрепления ненадежного потолка. Сейчас же конструкцию явно собирались применить не для строительных работ. Оставалось только гадать, кто будет выступать на этой самодельной сцене.
За спиной горел костер, вокруг которого расселись мужики. По рукам у них ходили несколько кружек с сивухой. То ли сивуха была невыдержанная и крепкая, то ли мужики сидели давно, но разговоры там велись откровенные.
– … заживем, мужики, заживем! – донесся хриплый голос. – Комендант как раз в Империю и отправился. Чай не дурак. Все как полагается. Из рук в руки. Пока тут свадебка идет, он там за невесту выкуп получает.
– Не гони, комендант на Петроградке. Я в техническом дежурил, когда он уходил. Быстренько так отчалил. Торопился.
– Ага, небось как раз дочурке и сказал, что замуж выдает…
– Точно! И бежать, пока эта бестия ему глаза не выцарапала!
– А что, она может. Фурия, а не баба!
– Да пусть и не в Империю уехал, я не об этом, – снова раздался хриплый голос, – заживем, как раньше не жили, вот что главное.
– Дело говоришь. Надо коменданта надоумить первым делом дизелем обзавестись. При свете оно как-то и жить веселее.
– Петрович, да тебе при свете ни одна баба не даст!
Все заржали. Даже сам Петрович надсадно загоготал. Леониду стало неуютно от этих разговоров. Как же так устроен человек, что всегда все понимает, но очень редко может набраться сил и смелости что-то изменить?
Взять, к примеру, этих болтунов. Веганцев недолюбливают и побаиваются. Кристину уважают. За глаза называют совестью коменданта.
Чита сам был свидетелем тому, как несколько раз дочь противилась отцу и удерживала его от принятия оправданных с точки зрения выживания, но крайне жестоких решений. Да что там – свидетелем! Если бы не девушка, мать Леонида так и померла бы на той дрезине, которую отправили в сторону Лесной, среди заболевших неизвестной и неизлечимой лихорадкой. Только благодаря Кристине, организовавшей в туннеле около Лесной лепрозорий, а также врачам с Площади Ленина, услуги которых оплатила девушка, лихорадку удалось победить, а излечившихся вернуть обратно на станцию.
И все равно, несмотря на отношение к дочери коменданта, никто не осмелится ничего предпринять. Впрочем, не ему об этом размышлять. Чита вдруг подумал, что он не должен был находиться на блокпосте. Он был там из-за какой-то нелепой череды случайностей – инцидента с зелеными, челноков, Шаха и его подвески.
Если бы ничего этого не было, на его месте мог бы быть Николай. Или, к примеру, Еж, еще один воспитанник Деда из охраны станции, который, как и большинство парней, был влюблен в Кристину. Будь на его месте кто угодно другой – дочери коменданта уже не было бы на станции.
Правда, будь с ней Еж, вряд ли им удалось бы уйти далеко. А вот Штык – другое дело. Метр восемьдесят роста, косая сажень в плечах, вес под девяносто кило. Не родись он в такой глуши, мог бы и диггером стать. Даже шрам над глазом, которого Николай стеснялся, считая уродством, выглядел так, словно парень принес его из залаза.
Кстати, куда он пропал? Договорились же оружие сдать в оружейку, на часик разойтись по домам – и сюда.
Раздался струнный перебор. Играли хорошо, с чувством, держа ритм. Пели еще лучше.
С самого утра, Маня. Дождик из ведра, Маня.
Только Маня с нашего двора весела-бодра…
[1] Чита с интересом прислушался к незнакомой песне. Текст пока что не предвещал беды, но настроение певца было отнюдь не праздничным – пели с надрывом, делая сильный акцент на имени героини, будто призывая ее одуматься.
Леонид отвлекся от песни, увидев Николая, который шел пьяной походкой, раздвигая толпу широкими плечами и врезаясь в нее, как сказал бы Дед, сродни ледоколу, разрезающему скопление льдин. Увидев машущего товарища, Штык помахал в ответ. Пробрался к приятелю, обнял за плечи. Дыхнул в лицо едким сивушным выхлопом.
– Ты где набрался? Все в порядке? – Чита с тревогой всматривался в раскрасневшееся лицо друга.
– Отлично, с Барином пересекся, дернули за праздник по стопарику.
– Давай, закусывай. – Леонид придвинул небрежно выструганную плошку с солеными грибами.
Штык бросил в рот горсть грибов, аппетитно захрустел, прислушался к голосу певца, который заканчивал песню с максимальным надрывом. Отстучал по столу ритм и потянулся к закупоренной сургучом бутылке.
– Куда? – Леонид схватил друга за руку. На них покосились. – Молодоженов ждем.
– Вот они, – указал Николай взглядом в нужном направлении, взял со стола нож, принялся с азартом ковырять сургуч.
Если Штыку приходилось протискиваться сквозь толпу, то перед молодоженами народ расступался, словно бы перед больными проказой.
Впереди шел жених. Разгрузки и маски на нем уже не было. В остальном он ничем не отличался от своих телохранителей. Черные тактические штаны с множеством карманов и регулируемой шириной штанин, черная куртка а-ля «Пилот» с высоким воротом и вставками текстильных застежек-репейников, на которых были прилеплены нашивки с отличительным знаком Империи – белой V на зеленом фоне.
Леонид прочел немало женских романов, которые ходили по рукам. Этого чтива в метро хватало. Видно, спасибо стоило сказать пассажирам, ехавшим в день Катастрофы с книжкой в руках.
