Помнил людей. Вечно занятых, бредущих по своим, неизменно важным, делам, не замечающих ни города, ни самой жизни, утекающей сквозь пальцы неповторимыми секундами и мгновениями. Или других – праздно шатающихся с ощущением вечного, а поэтому наскучившего праздника.
Помнил магазины. Крупные, переполненные торговые центры, готовые предоставить продукты на каждый случай – конфеты и шампанское для интимных свиданий, снеки и пиво для посиделок с друзьями, овощи и крупы для семейных ужинов. Помнил музеи. Обидно пустые по будням и переполненные – по выходным. Театры и концертные залы – изысканные, кичащиеся элегантностью. Помнил ночные клубы. Дорогие, фешенебельные, где никаких денег в бумажнике не хватит на то, чтобы нормально напиться, и приходится выбирать – уйти домой пьяным, но одиноким, или трезвым, но в компании захмелевшей девушки. Или дешевые, где царит уютный интимный полумрак, но только потому, что при свете клуб выглядит не лучше самой задрипанной парадной на окраине Петербурга.
Кинотеатры, бары, рестораны, аптеки, банки. Город помнил, как все они кишели жизнью и людьми – грустными и веселыми, серьезными и легкомысленными, одинокими и влюбленными, несчастными и счастливыми. Такими разными, но такими живыми.
Штык остановился, чтобы отдышаться. Прометей обиженно гавкнул. Пес не желал задерживаться. Он жаждал бега и движений. Он не понимал. Куда ему? Прометею и так неплохо живется. Он не знал, каким был город раньше. Эти воспоминания – только для людей. Для загнанных под землю людей, чуть не погубивших город, попытавшихся стереть его с лица земли и жестоко поплатившихся за эту попытку.
Город выстоял, как он уже делал это неоднократно. Вспомнил, что когда-то он был блокадным Ленинградом. Вспомнил, сжал зубы и выстоял. Стерпел все побои, издевательства, оплеухи и плевки. Проглотил все это. И даже сумел простить людей и спрятать их в своих крепких бетонных объятиях.
– Сейчас, обожди. – Николай никак не мог отдышаться. Мысли путались, горло драло от сухости, хотелось пить. Нет, даже не пить, а выпить. Надраться до чертиков и забыть весь этот навеянный пустынным городским пейзажем мираж.
Прометей тянул вперед. Пес припал на передние лапы, отклячив зад, звонко тявкнул и вдруг навострил уши, будто бы удивившись собственному лаю.
– Что там?
Штык крутанулся на месте. Вдалеке что-то беспорядочно мельтешило.
– Твои сородичи? Нет, павловские, кажется.
Прометей залаял, заголосил во всю мощь собачьих легких.
– Вот этого не надо, брат.
Диггер потянул за поводок, но пес сосредоточенно смотрел в сторону мельтешащей собачьей стаи и лаял. Донесся ответный лай. Копошащаяся масса устремилась в едином порыве в сторону человека и его пса, предваряя свое приближение злобным гавканьем.
Штык грубо рванул поводок. Прометей мотнул головой, уперся.
– Куда, блин? – Николай снова дернул. – У них там гребаная свадьба.
Диггеры с Площади рассказывали про собачью свадьбу, когда все самцы стаи дерутся насмерть ради спаривания с самкой. Естественный отбор, чтоб его. Штык рванул поводок со всей силы. Прометей не удержался. Передние лапы подкосились, и пес упал. Поднявшись, он отряхнулся и недоуменно взглянул на человека.
Николай засеменил в противоположную от стаи сторону. Пес покорно поплелся следом, не прекращая оглядываться и лаять. Диггер рванулся к ближайшему дому. Дойдя до парадной, дверь которой была распахнута настежь, а петли проржавели настолько, что закрыть ее не получилось бы и при желании, Прометей вдруг уперся, попятился, зарычал.
Некоторое время Николай боролся с псом и вдруг сообразил, что тот упрямится вовсе не из-за желания поучаствовать в собачьей свадьбе. Прометей всматривался в темноту, обнажив клыки.
Штык попятился, держа вход на прицеле. Ему показалось, что он разглядел в темноте движение. Сделав очередной шаг назад, диггер ощутил, как нога, скользнув по поребрику, провалилась в пустоту. На долю секунды Николай потерял равновесие. Тяжелый рюкзак потянул назад. Одновременно Прометей, обрадованный решением человека не соваться в дом, сильно дернул поводок.
Штык упал на спину. Рюкзак смягчил удар, но автомат выпал из рук. Прометей принялся виться вокруг, путая руки и ноги в поводке. Николай забористо выругался. Проще всего было вывернуться из лямок рюкзака и, поднявшись, надеть тяжелый баул. Однако приближающийся многоголосый лай напомнил диггеру, что времени у него не так много.
Попытка перевернуться на живот и подняться на ноги с грузом за плечами в то время, как пес сильными рывками тянул его в свою сторону, совсем измучила его. Когда Николай, наконец, оказался на ногах, времени на поиски автомата уже не оставалось.
Первый удар принял на себя Прометей. Подоспевшую раньше всех собаку пес сбил сильным ударом корпуса в бок. Ту буквально смело. Сделав кульбит, она так и осталась стоять в стороне. Ее пыл тут же угас.
Диггер ощутил сильный рывок – Прометей требовал свободного пространства для маневра. На него одновременно набросились две собаки, попытавшиеся вцепиться в шкуру сразу с двух сторон. Одну из них пес ловко подмял под себя, принявшись молотить лапами и трепать за шкирку. Вторая все же вцепилась ему в бок. Однако Штык пришел товарищу на помощь.
Схватив собаку за шкирку, он сильно дернул ее на себя, поднял в воздух и отшвырнул в сторону. Нескольких выигранных секунд Прометею хватило, чтобы разделаться с подмятым противником. Пес просто вцепился в шею и не прекращал сдавливать челюсти, пока враг не перестал шевелиться.
Прометей снова дернулся, мотнул шеей, давая понять, что привязь жестко ограничивает его боевой потенциал. Николай отогнул неподатливую защелку карабина и спустил пса с поводка.
Ощутив свободу, тот ринулся на врагов, будто бы за его спиной выросли крылья. Диггер успел подумать, что Вавилов выбирал подопытного с особой тщательностью. Прометей излучал здоровье, силу и энергию.
Болтающийся без дела поводок Штык накрутил на правую руку таким образом, что тяжелый карабин располагался поверх костяшек пальцев. Этим импровизированным кастетом он и встретил первого противника, распластавшегося в высоком прыжке. Враг с визгом отлетел в сторону.
Николай старался держаться рядом с Прометеем, но это удавалось с трудом. Диггер не спешил атаковать, напротив – выжидал, пока какая-нибудь особь, ободренная лаем соплеменников, рискнет сунуться к нему. Тогда он встречал ее резким и жестоким ударом ботинка или впечатывал в ее череп свой кастет.
Прометей же действовал иначе. Пес прыгал в самую гущу и устраивал там свару, из которой время от времени со скулежом выползали обессиленные, окровавленные собаки..
В какой-то момент он замешкался и подпустил противника сзади. Штык, увлеченный схваткой, заметил оплошность товарища слишком поздно. На помощь он уже не успевал.
Прометей, будто учуяв опасность, стал разворачиваться, подставляя под вражеские зубы незащищенную шею. Противник не заставил себя ждать. Челюсти клацнули. Впрочем, вопреки опасениям Николая, они не успели сомкнуться на шее пса.
