– Она адресована не вам, – услышала она слова Веры. – Она адресована Люку.
Тогда Джули все же взглянула на конверт. Он был белый, не кремовый, и, казалось, не подходил к открытке.
Он был подписан черными чернилами, прописными буквами. ЛЮКУ АРМСТРОНГУ, ЛОРЕЛ-УЭЙ, 16, СИТОН, НОРТУМБЕРЛЕНД. Индекса не было.
Она посмотрела на Веру.
– Адрес неправильный, – сказала она. – Это не Лорел-Уэй, это Лорел-авеню. Лорел-Уэй находится за школой.
Она все еще не понимала, почему это так важно.
– Ее отправили в среду, – сказала Вера. – Марка первого класса. Если бы не ошибка в адресе, ее доставили бы в четверг.
– Если бы ее доставили в четверг, Люк посмотрел бы ее. Я бы ни за что не вскрыла письмо, адресованное ему. Я бы и сейчас не вскрыла, наверное, если бы обратила внимание. Я просто думала, что это для меня, – она смотрела на нахмурившуюся Веру. – Она пришла вместе с остальными в субботу. Наверняка. Это важно?
– Может, и нет, милая. Давайте посмотрим, что тут пишут. Нет ли у вас пинцета?
Джули пошла наверх за пинцетом, радуясь, что что-то происходит. Мать была в ванной. Джули услышала, как льется вода, как мать брызгает чистящим средством из пульверизатора. Она чистила ванну каждый день, нагнувшись над ней, оттирала стенки, чуть ли не сдирая эмаль. Это не имело значения. Джули все равно не сможет снова ей пользоваться. Но дверь в ванную комнату была закрыта, так что, по крайней мере, ей не пришлось объяснять, что происходит. Она вернулась на кухню, Вера осторожно взяла открытку пинцетом и перевернула ее. На обороте было пусто.
– Может быть, это какая-то шутка, – сказала Джули.
– Да, может быть. Но я возьму ее с собой, если вы не против. Проверим ее.
На мгновение Джули охватило любопытство, но это сразу прошло. Правда, какая разница, чем там занимается инспектор? Она поднялась с кресла и подошла к чайнику, чтобы сделать Вере кофе. Когда она вернулась с кружкой в руке, открытка и конверт уже исчезли.
– Вы сказали, что хотите задать какие-то вопросы?
Ей не было интересно, просто хотелось, чтобы с этим было покончено как можно скорее. Но зачем? Чтобы она смогла вернуться в свой мир фантазий о бездумном тяжелом металле и мальчике, за которым она гонялась по детской площадке, когда ей было шесть? Она открыла банку с печеньем и подтолкнула ее к Вере. Та взяла шоколадное печенье, макнула его в кофе и быстро откусила, пока оно не развалилось.
– У Люка был социальный работник?
– Была одна, заходила, когда у него только начались проблемы в школе. Любопытная корова, – Джули не вспоминала ее уже много лет. Она ходила в длинных кардиганах и туфлях без каблука, в толстых колготках странных цветов. Сбоку на носу у нее была бородавка. Джули про себя звала ее эта ведьма. – Я не помню, как ее звали.
– А в последнее время?
– Мне не нужен был социальный работник. Я сама справлялась, – она посмотрела на Веру с подозрением. – И мне не нужно, чтобы кто-то лез в нашу жизнь сейчас. Хватит с меня того, что тут поселилась моя мать.
– Я знаю, что вы справляетесь, – сказала Вера таким тоном, что Джули поняла, что она говорит это всерьез. – Но мы ищем связь между Люком и убитой девушкой. Это может помочь нам выяснить, что произошло. Вы не общались с соцработниками из больницы?
– Не думаю. Но это возможно. В смысле это ведь не как в настоящей больнице, где медсестры носят форму и можно сразу понять, кто есть кто. Там они все выглядят одинаково. Врачи, медсестры, психологи. Все такие молодые, как будто только школу окончили. У них были бейджи с именами, но я никогда на них не смотрела. Голова была так забита, что я не запомнила бы. И каждый раз там были какие-то новые люди.
– Речь о молодом человеке, – сказала Вера. – Недавний выпускник университета. Зовут Бен Крейвен. Вам это имя ни о чем не говорит?
Джули хотела помочь. Хотела заставить Веру улыбнуться, порадовать ее, но, когда она думала об этих посещениях в больнице, все было как в тумане. Она помнила только спертый запах сигарет и старой еды и огромные испуганные глаза Люка.
– Извините, – сказала она. – Может, он и был там. Я не знаю.
– Но он никогда не приходил домой?
– О нет, – в этом Джули была уверена. – Он никогда не приходил к нам домой. По крайней мере, при мне.
– Если бы кто-то приходил, пока вы были на работе, Люк рассказал бы об этом?
Джули задумалась.
– Не уверена, – сказала она. – У него мысли надолго не задерживались. Он их не помнил. Не то чтобы он захотел бы это скрыть, просто ему не пришло бы в голову рассказать.
– Может, Лора знает?
– Люк вряд ли рассказал бы ей.
Воцарилась тишина. Она видела, что инспектор собирается уходить, но теперь ей не хотелось ее отпускать.
– Если что-нибудь узнаете, вы придете ко мне и расскажете? Сразу же?
Вера встала и отнесла свою чашку в раковину, чтобы ополоснуть.
– Конечно, – сказала она. – Сразу же.
Но, произнося эти слова, она стояла к ней спиной, и Джули не была уверена, что Вера говорит правду.
Глава двадцать седьмая
Фелисити посадила Джеймса на школьный автобус и медленно пошла по переулку к Фокс-Миллу. После дня рождения Питера ничего особенно не изменилось. Она по-прежнему стирала, закупалась и готовила каждый вечер. Следила, чтобы Джеймс делал домашнее задание, и за ужином спрашивала Питера, хорошо ли прошел день на работе. Лежала рядом с ним в кровати.
Накануне вечером она попыталась поговорить с ним о мертвой девушке. Сквозь открытое окно доносился запах сада, скошенной травы, жимолости и едва уловимый запах моря. Воображение уносило ее обратно к наблюдательной вышке, к чистому соленому воздуху, водорослям и цветам на воде.
– Как думаешь, они уже знают, кто ее убил? – спросила она.
Она лежала на спине, уставившись в потолок. Она знала, что он еще не спит, но он так долго не отвечал, что она задумалась, не притворяется ли он спящим.
– Нет, – сказал он наконец. – Похоже, они понятия не имеют. Они приходили ко мне сегодня. Та женщина-инспектор и молодой человек.
– Зачем? Что они сказали? – Она повернулась к нему лицом. В темноте были видны лишь его очертания. Раньше она дотронулась бы до него, провела бы пальцем по лбу, векам, по шее. По губам и внутри рта. Ей нравилось прикасаться к его коже кончиками пальцев. Но сейчас даже их стопы не соприкасались.
– Они спросили, могу ли я определить, что это были за цветы. Не знаю… Возможно, это был просто предлог.
– Но они же не думают, что с этим связан кто-то из нас.
– Нет, – сказал он спокойно. – Конечно нет.
И он обнял ее так, как делал это, когда они только поженились. Отец, утешающий дитя. Она лежала тихо, делая вид, что ее и правда это утешает.
