Кажется, учительницу Таню надо воспринимать высокодуховным и положительным персонажем, потому что она не поддалась на гнусные провокации хирурга Миши и сохранила свою душу в неприкосновенности, гордая и самостоятельная женщина. Но ведь если посмотреть внимательнее, она хотела быть хозяйкой Миши, управлять и руководить этим недалеким скотом, спасать его от него же самого, а роль спутницы жизни представлялась ей слишком унизительной.
Короче говоря, этот популярный фильм содержит гораздо более вредные высказывания, чем соломатинская заумь, а про другие любимые народом картины даже думать не хочется, чтобы в них не разочаровываться.
Тут внезапно кто-то взял Ирину под локоток, и размышления ее прервались.
– Ой! – вскрикнула она. – Это вы, Вера Ивановна!
– Напугала? – адвокат перевела дух и поправила растрепавшуюся от спешки челку.
– Есть немножко.
– Простите. Провожу вас до метро?
– Вера Ивановна, я очень рада вас видеть, но сами понимаете…
Адвокат вздохнула.
– Тем более дело групповое, а согласия между подсудимыми, как я понимаю, нет. Не дай бог, потом Келлер еще заявит, что ваш подзащитный избежал ответственности из-за наших с вами личных отношений, и потребует пересмотра дела.
– А он может.
– Еще как.
– Гнида редкой силы.
– Но до метро-то ладно, можно, – подмигнула Ирина, – пойдемте, пока никто не видит.
Вера Ивановна взяла Ирину под руку, и они быстро зашагали по улице, залитой бледным вечерним солнцем.
– Ах, Вера Ивановна, как же я рада вас встретить! – повторила Ирина. – Знаете что, как кончится процесс, приезжайте к нам на дачу. Я помню, вы любите в лес ходить…
– Что есть, то есть. Только сейчас там пока еще собирать нечего.
Ирина вздохнула:
– Боюсь, Вера Ивановна, мы с этим делом так застрянем, что когда вынесем приговор, уже грибы отойдут.
– А, за это не волнуйтесь. Дело простое, как три копейки. Быстро разберетесь.
– Вот как?
– Ну да. Не буду говорить, чтобы не лишать вас непосредственности восприятия, но там все ясно как день. Главная интрига – кто их заложил, – Вера Ивановна засмеялась, – единственная загадка во всем этом компоте.
– И какие версии?
– Как обычно. Малюков уверен, что не выдержали нервы у супруги моего подзащитного. Она усердно делает карьеру в обкоме, а сами понимаете, муж-уголовник для партийного работника это все равно что камень на шее утопленника. Мигом утащит на дно, вот она и решила быстренько перерезать эту веревку.
Ирина пожала плечами:
– Тогда она сделала бы это открыто. С чувством, так сказать, с толком и с пафосом.
– Нет, сейчас-то, конечно, она открещивается от своего супруга на всех углах, но начала уже после того, как его взяли под стражу. Нет, эта дама сначала развелась бы официально, а потом заложила. Лично я вместе с прогрессивной общественностью придерживаюсь мнения, что это дело рук молодой любовницы Соломатина, которую он бросил одну с ребенком.
– Дешевая мелодрама какая-то, – поморщилась Ирина.
– Так-то оно так, но обычно чем дешевле, тем ближе к правде.
Ирина промолчала.
Все давно прошло, отболело, отсохло, она осознала и раскаялась, но все равно сердце противно сжимается каждый раз, когда речь заходит о любовницах женатых мужчин. Она давно покончила с этими унизительными отношениями, но память о них иногда просыпается и ноет, как старая рана.
– Или жена, если уж совсем дешево, – улыбнулась Вера Ивановна, – решила отомстить мужу за измены.
– А вот это как раз недешево выходит. Конфискацию имущества еще никто не отменял.
– И то правда.
– Вера Ивановна, думаю, все гораздо проще, – до метро осталось около ста метров, и Ирина на ходу принялась искать в сумочке пятачок, чтобы спутница поняла, что она торопится, и не стала задерживать ее праздными разговорами, – нравится нам это или нет, но на киностудии, как на любом производстве, есть сексоты. Кто-то из них добросовестно следил за товарищами, а потом добросовестно доложил, вот и вся механика.
– Наверное, вы правы, но это так скучно, – улыбнулась Вера Ивановна, – месть обманутой любовницы гораздо интереснее.
Ирина только руками развела.
* * *
Судьба ее висела на волоске, так что думать о таинственном Рымареве было совершенно некогда. Данилку брали в ясельки с сентября, а пока самое время закрепиться в театре. Начинается время гастролей, куда она, к сожалению, не поедет из-за сына, но хотя бы знать, к чему готовиться в новом сезоне.
Игорь сказал, что в кино ей дорога закрыта из-за того, что все считают ее стукачкой, а вдруг в театре художественный руководитель был с ней груб тоже из-за этого?
Настя вздохнула. Слухи разносятся быстро, особенно на тему кто с кем спит и кто куда доносит.
Решив прояснить ситуацию, она собралась в театр. На этот раз оделась, наоборот, как можно скромнее, все-таки театр детский, надо выглядеть прилично.
Она побоялась спускаться с Данилкой в метро, поехала на автобусе и в результате едва не разминулась с худруком, который, когда Настя подошла, уже запирал свой кабинет, чтобы идти обедать.
«Все-таки какие разные люди, – подумала Настя, оглядев его щуплую фигурку в джинсах фабрики „Салют“ и пестрой ковбойке. – Игорь и на вид настоящий художник, а этот… Правильно Лариса говорит, с такой рожей надо в колхозной бухгалтерии сидеть, трудодни на счетах пересчитывать».
– О, Астахова, привет! – сказал худрук миролюбиво и склонился к Данилке. – А это что у нас за юный зритель? Или артист?
Данилка подпрыгнул у нее на руках и потянулся к роговым очкам худрука.
Настя быстро отступила, чтобы он не успел их схватить и швырнуть на пол.
– Ничего-ничего. Ты ко мне? Ну давай, зайди, поговорим.
Он снова повернул ключ в замке и пригласил ее в кабинет, приятно прохладный после автобусной духоты. Настя села, и Данилка у нее на руках немедленно замолотил ладошкой о столешницу, приговаривая что-то деловито и воодушевленно.
– Смотри-ка, настоящий начальник, – улыбнулся худрук, – далеко пойдет. Так ты что хотела, Астахова?
– Узнать о своих перспективах, – буркнула она.
– Хорошие перспективы, не волнуйся. Молодая, красивая, талантливая, чего тебе еще?
– Роль нормальную, – буркнула она.
– Будет, не волнуйся. Все придет со временем.
– Вы специально, что ли, не хотите? – выпалила она.
– Астахова-Астахова, что за детский сад? – Худрук невозмутимо покачал головой: – Пришла, требуешь, ногами еще потопай. Ты, Анастасия, пойми одну простую вещь. Никто не против тебя.
