* * *
У Веры оставались официальные отгулы до конца недели, а потом придется или выходить на работу, или увольняться, чтобы присутствовать на суде. Она склонялась ко второму варианту, чтобы избежать мучительной агонии, ведь Альбина Семеновна ее не простит.
Вера, естественно, соврала ей, что все сделала как надо, но важен результат, а его не будет.
После свидания с Мишей она наконец поговорила с его адвокатом Верой Ивановной, и та сказала, что не хочет зря обнадеживать, но все же видит неплохой шанс переквалифицировать статью с хищения на халатность, а там санкции гораздо мягче. Оправдать вчистую тут не получится, ведь во всех ключевых документах стоят подлинные подписи Делиева, но что Миша получал свою долю прибыли от преступных махинаций, пока никто не доказал. Крупных денежных сумм у него при обыске не нашли, а единственные показания против него, данные Малюковым, что он якобы передал ему деньги, полученные за стройматериалы, были тут же опровергнуты табелем рабочего времени, ибо по счастливой случайности в названный Малюковым час Миша находился на смене. После этого неудачного опыта оговора Малюков отказался от показаний и замкнулся в себе, чем существенно затруднил работу следствию, но для Миши это стало плюсом.
– Вообще, Вера Вячеславовна, на мой взгляд, дело сырое, – вздохнула адвокат, – с множеством неувязок, и там, по-хорошему, до передачи в суд с обвиняемыми еще работать и работать… Да, следователь доказал, что преступление имело место, но не установил степень вины каждого из участников преступной группы, оставил это для суда, и тут, конечно, у Соломатина самая сильная позиция, он почти наверняка выйдет сухим из воды, а мы займемся перетягиванием каната с Малюковым.
Вера пыталась задушить робкий червячок надежды, проклюнувшийся в душе, убеждала себя, что ничего у адвокатессы не получится, Мишу все равно сделают главным виновником, но сердце трепетало от мысли: а вдруг дадут условный срок?
Дальше она боялась загадывать.
По случаю летних каникул Славик балбесничал на даче у бабушки с дедушкой, и Вера планировала одинокий вечер перед телевизором, но, открыв входную дверь, заметила, что со всеми этими потрясениями изрядно запустила дом.
Пыль в углах, отпечатки пальцев на выключателях и возле дверных ручек, сантехника в принципе чистая, но не улыбается хозяйке белоснежным сиянием, столь любезным ее сердцу, одна плита радует чистотой, и то только потому, что Вера давно не готовила на ней ничего серьезнее чая.
Секунду назад ей казалось, что сил хватит только доползти до дивана, но вот она надела тренировочные брюки и старую Мишину футболку, взяла ведро с тряпкой и так разогналась, что даже совершила внеочередное мытье окон, хотя страшно не любила это занятие и боялась выпасть на улицу.
Заметив, что в магнитофон заправлена кассета, Вера включила наугад, и оказалось очень удачно. Песни с фестиваля в Сан-Ремо отлично подошли к ее настроению, Итальянцы вообще очень ей нравились, хотя официально считалось, что это примитивная мелкобуржуазная и безыдейная музыка, а в кулуарах молодые инструктора мужского пола доверительно сообщали, что итальянцы – это даже для детей вчерашний день, а прогрессивные люди предпочитают металл. Вера однажды послушала музыку прогрессивных людей: будто очутился на стройке, в тот момент, когда кому-то в разгаре работы придавило яйца бетонной плитой. Шум, лязг, нечеловеческие крики – разве это искусство? А вот Тото Кутуньо мелодичный, приятный и за душу берет.
– Ун итальяно веро, – подпевала она с улыбкой. Песню, ставшую бешено популярной во всем мире, не смогли запретить в СССР, но официально придавали ей некие рабоче-крестьянские коннотации, и Вера жалела, что не знает итальянского и не может понять, о чем по-настоящему там так здорово поется.
Вера надраивала выключатели, оттирала с кухонного пола даже те пятнышки, которые давно признала несмываемыми, и думала, как приятно будет Мише вернуться в чистую квартирку, пахнущую свежестью, залезть в белоснежную ванну, а после лечь на хрустящие новенькие простыни…
Глупость, конечно, но, если она сейчас все отмоет, вдруг таким образом сдвинет что-то во вселенной в сторону Мишкиного освобождения… Вдруг судьба увидит, как она старается, и скажет: ладно, Вера, так и быть.
Вера рассмеялась и погрозила своей суровой судьбе пальцем.
Интересно, а если Миша вернется домой, как пойдет их жизнь? Наверное, как раньше, ведь через себя не перепрыгнешь, и она осталась той же Верой, завистливой и жадной, а любви к мужу ей бог в сердце не вложил.
Так же будет она суетиться и жаловаться, и считать Мишу дураком тоже будет, и сто тысяч раз припомнит ему, что вот она из кожи вон вылезла, чтобы дать ему высшее образование и нормальную работу, а он все проворонил и чуть семью под монастырь не подвел, и накопления, нажитые, как говорилось в фильме, тяжким и непосильным (исключительно Вериным, разумеется) трудом, конфискованы теперь по его милости…
Стоп! Ведь в результате ее вылезаний из кожи именно Альбина Семеновна устроила Мишу на «Ленфильм», а теперь она же заставляет его взять на себя всю вину. Просто совпадение? Ой, сомнительно…
Согнувшись на прямых ногах, Вера, пыхтя, широкими движениями прошлась тряпкой по кухонному полу, бросила ее в ведро и выпрямилась.
Любезность Альбина оказала своему любимому инструктору, ага, сейчас! Вера еще не отработала ту любезность, что ее саму взяли на работу в обком, а ей уже упала следующая манна небесная. Нет, ничем она не заслужила такой милости, просто начальница для своих друзей как раз искала лоха, на которого можно все свалить. Если бы Альбина просто, от широты души, помогла подчиненной, то явно не была бы с ней такой ласковой, когда Миша проворовался, ведь сама получила бы очень крупные неприятности. В самом деле, уважаемая Альбина Семеновна поручилась за человека, а он так страшно ее подставил! Нет, если бы у Альбины изначально были добрые намерения, то Веру вышвырнули бы с работы в тот же день, как Мишу арестовали.
Прозрение придало Вере сил, и она отжала тряпку почти досуха. А между прочим, в друзьях у начальницы не один только Соломатин, и не ему одному приходят в голову идеи, как нажиться на кинопроизводстве. Все там люди творческие, находят оригинальные способы поживиться, а Альбина их, похоже, покрывает.
Вера снова наклонилась и заелозила тряпкой по полу, вдыхая запах стирального порошка и мокрой мешковины. Шантаж – дело паскудное, зато месть – благородное, так что, если Альбина уволит любимого инструктора, Вера поделится своими догадками с соответствующими органами.
Неудобно было смеяться, сложившись вдвое, но Вере это удалось. Конечно, она не изменится, чудес не бывает, так и останется злой и мстительной бабой, но когда весь этот кошмар останется позади и муж будет дома, то утром, провожая его на работу, она станет целовать его и желать удачи, а вечером целовать и радоваться, что вернулся. Начнет с этого, а дальше судьба подскажет.
* * *
Выйдя из метро, Ирина не заметила Гортензию Андреевну и решила, что приехала первой, но тут от киоска «Союзпечати» отделилась подтянутая дама в брюках цвета хаки и косынке с лошадиными головами, в которой Ирина с большим трудом опознала старую учительницу.
