Каден открыл холодильник и достал тарелку с бутербродами.
Ее глаза округлились.
— Вот это да! Твой холодильник выдает готовую еду?
Он улыбнулся.
— Нет, это привет от моей домоправительницы.
Ну конечно, могла бы догадаться, что кто‑то следит за порядком в таком домище.
— Она живет здесь?
Эмма всей душой надеялась, что нет, если они начнут спорить или ругаться, выяснять, кто прав, кто виноват; она не хотела бы, чтобы их кто‑то слышал.
— Нет, — ответил Каден и поставил тарелку на гранитную столешницу. Затем достал пиво, посмотрел на бутылку задумчиво и спросил: — Будешь?
— Конечно, — ответила она и заняла один из высоких табуретов. — Так значит, она приезжает из города каждый день? Зимой, наверное, тяжело добираться, когда дорогу заметает по колено.
— Виктория живет на ранчо. Она жена Мика Тейлора, помощника управляющего.
Эмма понимающе кивнула. Такие люди, как Тейлор, заведуют всем: нанимают работников, ведут учет, закупают корма — без них ранчо встало бы, как телега без колес.
Каден развернул бутерброды.
— Угощайся, — сказал он, — кажется, сегодня с индейкой и ветчиной.
— Твои любимые, — пробормотала Эмма и взяла один.
Каден удивленно поднял бровь.
— Ты помнишь.
— Мы знаем друг друга почти всю жизнь, как не помнить.
— Угу, — протянул Каден, откусил от своего бутерброда и посмотрел на нее, как прежде.
Сердце забилось сильнее — она все больше желала его, то и дело ее бросало в дрожь от напряжения. Эмма перевела взгляд на его губы, смотрела, как он жует, как напрягаются его челюсти, как двигается кадык, когда он, запрокинув голову, пьет пиво.
Что в нем такого? Почему она реагирует на его близость, как и пять лет назад? Почему чувства не погасли? Как будто ее тело только и ждало, чтобы оказаться как можно ближе к нему, чтобы показать ей, как сильно она к нему привязана.
— Чего разглядываешь? — спросил Каден.
— Ты первый начал, — парировала она и посмотрела ему в глаза.
Как бы она хотела читать его мысли по глазам, как раньше, но за пять лет он хорошо научился скрывать чувства. Ох уж эти жгучие, с огоньком, глаза. Как она скучала по ним!
Каден отставил пиво в сторону, и бутылка чуть слышно звякнула о гранит.
— Итак, ты хотела поговорить, Эмма.
— Да.
С чего начать? Постараться снова объяснить, почему она бросила его? Требовать объяснений, что происходит между ним и ее сестрой? Впрочем, требовать с него что‑либо бесполезно, с ним нужно по‑другому. А может, спросить, как ему удалось за такой короткий срок построить ранчо мечты, пока она перебивалась случайными заработками в Калифорнии?
Каден смотрел на нее, разглядывал, ждал.
И прежде, чем осознать, что говорит, Эмма выпалила:
— Я скучала, Каден.
Он этого не ожидал. Да и она не ожидала от себя такого.
— Могла бы не утруждаться.
— Может, и так, — ответила Эмма задумчиво. — Мне хотелось понять, что на самом деле важно, иначе я не смогла бы по достоинству оценить то, что у меня было.
Неужели это и есть правда? Кажется, да. В Голливуде, среди незнакомцев, она запрещала себе думать о нем, о Монтане, о семье, чтобы не так сильно скучать. Но со временем она поняла, что дом, семья и Каден — самое ценное, что есть в жизни. Было, во всяком случае.
Каден помотал головой, встал и отошел на несколько шагов, будто больше не мог сидеть с ней за одним столом.
— Ты пытаешься убедить меня, что твой уход принес больше пользы, чем вреда?
— Нет.
В этом нет смысла, он никогда не поймет. Она узнала многое о себе, пока жила одна в незнакомом городе. Убедилась, что не создана для жизни в мегаполисе с его бешеным ритмом и постоянной борьбой за место под солнцем. Она поняла, что скучает по горам, рекам и озерам, по малой родине. Какими бы ни были ее мечты, ее место здесь. Вдали от дома она осознала, что важно, а что не имеет смысла.
Главное, она поняла, что не может жить без Кадена. Он нужен ей, но теперь он вряд ли в это поверит.
— Каден, я вернулась навсегда, понимаешь? Я никуда не уеду.
Он провел рукой по волосам.
— Я должен поверить тебе на слово?
Эмма встала, подошла к нему.
— У тебя будет возможность убедиться. Ты будешь встречать меня в церкви, на ранчо, в городе. Хочешь ты этого или нет, но наш городок слишком мал, чтобы не сталкиваться на каждом шагу. Тебе придется смириться с тем, что я здесь.
— Думаешь?
— Ты намерен меня игнорировать? — всплеснула руками Эмма. — Как ты себе это представляешь? Приходить к нам на ранчо и не смотреть на меня? Заигрывать с моей сестрой, делая вид, что не видишь меня?
Каден прищурился.
— Мои дела с Грейси тебя не касаются.
— Нет, касаются, — протестовала Эмма. Она чувствовала, что начинает заводиться, а ее страсть к нему только разжигала гнев. — Все, что касается сестры, мое дело! А ты был…
— Главное слово «был».
— Ладно, но я не стану смотреть, как ты ее обхаживаешь…
— О‑о‑о? — протянул Каден и удивленно поднял одну бровь, затем ехидно улыбнулся. — Какое тебе дело, с кем я сплю?
Эмма с шумом втянула воздух.
— Значит, ты подтверждаешь, что спишь с моей сестрой?!
— Моя личная жизнь тебя не касается, Эмма. Сколько раз повторять?
Эмма была в бешенстве. Он издевается над ней, чтобы позлить? Это вполне в стиле Кадена. Грейси совсем не в духе в последнее время, но если бы она встречалась с ее бывшим парнем, то не стала бы это скрывать, а сказала в лицо: мы вместе и тебе тут не место.
Ладно, возможно, она не права, преувеличила.
— Можно подумать, ты хранила мне верность в Калифорнии? — спросил он и сделал шаг вперед. — Неужели ни один парень тебя не утешил? Ни перед одним из голливудских красавчиков ты не раздевалась и ноги не раздвигала?
О, да его коробит от мысли, что у нее были другие мужчины! Каден ревнует. Это хороший знак. Если бы ему было все равно, он бы не спрашивал.
— Я не говорила, что хранила верность, — ответила Эмма, — но и ты не святой.
Эмма не могла представить, что Каден все пять лет воздерживался.
В голове тут же возникли образы, как сильное, мускулистое тело Кадена скользит по какому‑то чужому женскому телу, погружается в нее и доводит до вершины блаженства, как когда‑то делал с ней. Эмму передернуло от одной мысли. Особенно если эта женщина — ее сестра.
