— Хорошая новость, — отозвался он и встал, чтобы обнять дочь, как обычно крепко, по‑медвежьи. — За Молли не волнуйся, мы с Грейси присмотрим за ней днем.
— Да? — подняла брови Грейси и дала Молли еще ложечку яблочного пюре.
Эмма поняла, на что намекает сестра, и не хотела рушить тонкую связь, образовавшуюся за последние дни, поэтому быстро добавила:
— Вы не обязаны сидеть с ней, я найду няню и…
Но отец зарубил эту идею на корню.
— Нет, мы не позволим чужим людям приглядывать за малышкой, правда, Грейси?
— О, конечно нет, — с сарказмом произнесла та. — Если Эмме что‑то нужно, давайте нестись сломя голову исполнять ее желания.
— Грейси… — разочарованно вздохнул отец.
Они с сестрой только начали налаживать контакт, а теперь все вернулось к тому, с чего началось.
— Эмма ждет, что весь мир упадет к ее ногам. Она даже Кадена опять соблазнила!
Грейси покачала головой.
— Мне пора, пойду к лошадям.
С этими словами она убежала.
Если сейчас оставить все, как есть, недопонимание и вражда будут продолжаться бесконечно, пока в один прекрасный день не произойдет взрыв. Эмма была терпеливой, понимающей, извинялась, но это ни к чему не привело. А значит, они поговорят начистоту, нравится это Грейси или нет.
— Не волнуйся за сестру…
Эмма взглянула на отца:
— Присмотри, пожалуйста, за Молли.
— Хорошо, но…
— Спасибо, пап! — крикнула Эмма, убегая.
На улице было холодно, но гнев и горечь не давали ей замерзнуть. Она нашла сестру у стойла с Германом. Грейси слышала, как Эмма вбежала в конюшню, но даже не обернулась.
— Я не хочу с тобой разговаривать, — заявила она.
— Прекрасно, тогда слушай, — парировала Эмма. — Почему тебя так бесит, что мы с Каденом вместе? Ты на него глаз положила?
Грейси повернулась к ней с выражением искреннего удивления на лице.
— Ты что, сдурела?
— Не прикидывайся, это правда?
— Мы друзья, — ответила Грейси и подбоченилась. — Он помогал, когда ты бросила нас. Мне было всего двадцать. Ты думаешь, я знала, что делать со всем этим? — И она обвела рукой воображаемое ранчо. — Что я вообще знала? А теперь ты возвращаешься и сразу получаешь Кадена, Молли и работу, а я? Я продолжаю бег на одном месте и живу во лжи!
Грейси поняла, что проговорилась, закрыла рот ладонью и отвернулась.
Сердце Эммы колотилось как бешеное.
— Грейси, что происходит?
Сестра повернулась и отрицательно покачала головой.
— Ничего. Прости, что взорвалась при отце. Я злюсь не на тебя.
Грейси смотрела на сестру. Она всегда восхищалась Эммой, потому что та шла напролом к тому, что хотела получить. Эмма была воином, она боролась за свое. В то время как Грейси тихо сидела и притворялись, что все в порядке.
— Если причина не во мне, то в ком же?
— Я злюсь на себя, — пробормотала Грейси. — Я такая трусиха.
— Ты не трусиха, — ответила Эмма, взяла сестру за руку и крепко сжала. — Ты одна из самых сильных женщин, которых я встречала, милая.
Грейси усмехнулась и покачала головой.
Теряя терпение, Эмма всплеснула руками.
— Черт возьми, Грейси, просто скажи. Может, я смогу помочь.
Не сможет, и Грейси это прекрасно знала, но потребность рассказать хоть кому‑нибудь пересилила. Она хотела поделиться секретом со старшей сестрой с самого первого дня, но гнев, обида закрыли ей глаза так, что казалось, она блуждает по ранчо вслепую.
Эмма смотрела на нее с состраданием, смятением, желанием помочь. Грейси решилась: будь что будет.
— Мне неинтересен Каден, потому что у меня кое‑кто есть. — Она засунула руки в карманы куртки. — Я никому, кроме него, не рассказывала… — Грейси умолкла.
— Я рада, что он был рядом. Но почему ты не хотела, чтобы другие знали?
В конюшне было холодно и сумрачно, тусклый свет струился сквозь приоткрытую дверь и маленькие окошки. Кроме лошадей и сестер, в конюшне никого не было, самое время признаться во всем.
— Я не знаю, как отец это воспримет.
— Он будет счастлив, — сказала Эмма.
Грейси всем сердцем хотела верить, что так и будет.
— Эта тайна убивает меня и расстраивает Мэд.
— Мэдисон? — прошептала Эмма. — Наш ветеринар?
— Да! — выпалила Грейси.
Гора с плеч, камень с души. Будто попала под холодный душ в жаркий день. Грейси сделала это. В лицо пахнуло свободой. Теперь не нужно скрывать, что она влюблена в чудесную, талантливую, добрую, веселую женщину.
— Да, я полюбила Мэд с первого взгляда.
Эмма молчала. Страхи Грейси снова начали оживать. Что, если сестра отвернется от нее? Слеза покатилась по щеке, прежде чем она успела ее смахнуть.
Гордо подняв подбородок, расправив плечи, Грейси призналась:
— Да, я лесбиянка и не знаю, как отец это воспримет, поэтому я и молчала.
— Дурочка, — наконец произнесла Эмма.
— Что?
Грейси опешила.
Сестра подошла к ней и крепко обняла.
— Как ты могла подумать, что я буду против? Ты моя маленькая сестренка, и кого бы ты ни полюбила, я с радостью приму его или ее. Если ты ее любишь, и я полюблю. Главное, чтобы чувства были взаимными, чтобы она относилась к тебе с уважением, ценила, как родную.
Слезы с новой силой потекли из глаз Грейси. Теперь она не пыталась их скрыть. Со дня возвращения Эммы она терзала ее и себя. Оказалось, ее волнения были напрасными, сестра поняла и приняла ее.
Эмма сделала шаг назад, и к горлу Грейси снова подступил ком.
Сестра посмотрела ей в глаза:
— Что касается отца, он будет в ярости, что ты боялась сказать ему правду. Ему не важно, кого ты любишь, мужчину или женщину. Очнись, Грейси, на дворе двадцать первый век.
Последние сомнения Грейси рассеялись.
— Теперь я и правда чувствую себя дурочкой.
— Я люблю тебя, Грейси, и хочу, чтобы ты была счастлива. Если тебе комфортно с Мэд, я рада, что вы нашли друг друга.
Слезы снова подкатили. На этот раз это были слезы освобождения, счастья, ощущения, что она наконец‑то честна сама с собой.
— Да и по отношению к Мэдисон это неправильно — представлять ее нам как ветеринара или как друга.
Грейси почувствовала укол совести и кивнула. Она вспомнила, как втайне выбиралась из дома, чтобы провести пару счастливых часов с Мэд, как они не могли прикоснуться друг к другу на людях, держаться за руки, целовать друг друга на прощанье из‑за страха, что кто‑то заметит.
