Возвращение оказалось сложнее, чем она думала. Сестра ненавидит ее, бывший — и видеть не хочет. Если бы были силы, она бы устроила себе утешительную вечеринку, но сил не было ни на что, поэтому она направилась домой к малютке, которая нуждалась в ней больше всего.
Молли исполнилось пять месяцев, она с радостью приветствовала каждого, улыбаясь беззубой улыбкой. Плакала она только в случае голода и мокрого подгузника. Лучше и представить нельзя.
Фрэнк и Молли были в гостиной. Малышка сидела у него на коленях, а старик корчил смешные рожицы. Отец выглядел лучше, чем в день ее приезда. В глазах блестел огонек, волосы причесаны, он даже побрился. Хороший знак: неужели Грейси не видит или не хочет видеть положительный эффект от ее возвращения?
— Пап?
— Привет, милая, чем занималась?
— Я? Порядок наводила, — ответила Эмма и махнула рукой в сторону двери.
— О, вся в маму, — усмехнулся отец.
Эмма прошла в гостиную, села на диван.
— Грейси сказала, Бак уволился.
Отец нахмурился.
— Да, но я не могу винить его за это. Он старше меня, черт возьми, а мы не в том возрасте, чтобы гнуть спину на ранчо с утра до ночи.
Малышка стукнула пару раз ладошками по большим рукам деда и принялась играть с пальцами.
— О, мне теперь придется следить за выражениями, — улыбнулся Фрэнк и посмотрел на внучку. — Молли так похожа на тебя в детстве.
— Правда?
— Да. Спокойная, улыбчивая. — На глаза старика навернулись слезы. — Я рад, что ты вернулась, Эмм, правда.
Она подалась вперед, взяла отца за руку и крепко сжала.
— А я рада, что хоть кто‑то рад моему возвращению. Грейси постоянно фыркает на меня, когда проходит мимо.
Отец усмехнулся:
— Грейси просто устала. Она очень старалась поддерживать ранчо в нормальном состоянии все эти пять лет, но у нее никогда не было твоей уверенности. Что бы она ни делала — во всем сомневалась.
Эмме это не понравилось.
— Неужели? Она всегда поступала по‑своему, даже в школе, не считаясь с мнением других.
— Да, но в душе она сомневалась.
— Теперь она меня ненавидит, — вздохнула Эмма, наматывая на палец нитку, торчащую из обивки дивана.
Фрэнк снова усмехнулся:
— Нет, она боится радоваться твоему возвращению. Думает, ты снова уедешь и бросишь ее.
Если бы Грейси знала, что заставило Эмму вернуться в отчий дом, она бы не волновалась, что сестра снова может уехать…
Но об этом Эмма не могла рассказать ни ей, ни отцу.
Фрэнк проницательно посмотрел на нее и спросил спокойно:
— Грейси права? Ты приехала погостить?
Эмма не могла винить отца. Пять лет назад у нее были грандиозные планы, как добиться успеха, но все труды оказались напрасными. Последние месяцы в Калифорнии она только и думала о том, зачем уехала из дома. Она вернулась, чтобы снова попытаться реализовать мечты, и на этот раз она сможет во что бы то ни стало.
Кроме семьи и ранчо, была еще одна причина вернуться. Каден. Ковбой, которого она бросила ради Голливуда, мужчина, от одного взгляда которого ее тело пылало от желания, человек, который снился ей каждую ночь. Она не могла его забыть, и не пыталась.
— Нет, пап, — ответила она и положила руку ему на плечо, — мы с Молли приехали насовсем.
Лицо отца просияло.
— Я рад, Эмм. Я бы не пережил второго расставания, тем более если ты заберешь эту сладкую булочку с собой.
— Не волнуйся, — ободрила его дочь.
— А что отец Молли? — спросил Фрэнк. — Он не против, что вы переехали в Монтану насовсем?
Эмма напряглась, но постаралась выдавить из себя подобие улыбки. Уж про кого, а про отца Молли она не хотела даже вспоминать. От мысли, что придется врать отцу, ее начало мутить, но она не могла сказать правду, во всяком случае, не сейчас.
— Отец никак не участвует в ее воспитании. Он не знает, где мы, и, надеюсь, так и будет.
— Он бил тебя? — спросил отец серьезно.
Сердце Эммы ушло в пятки.
— Нет, что ты, — ответила Эмма, встала, поцеловала старика в лоб и добавила: — Клянусь.
— Хорошо. — Отец вздохнул с облегчением и погладил Молли по шелковистым темным волосам. — Вы дома, а значит, все в порядке. Это самое главное.
— И я так думаю, — отозвалась Эмма.
Молли в безопасности, а с остальным она справится.
Отец снова заговорил:
— Каден звонил сегодня утром.
Эмма насторожилась:
— Чего он хотел?
— Хотел предупредить, что пришлет людей скосить поле за сараем.
Эмма нахмурилась. Они действительно каждый год обкашивали постройки, чтобы избежать возгорания сухой травы, но с какой стати бывшему думать о ее ранчо?
— Странно, — сказала она и выпрямилась. — Сначала забор, теперь наша трава…
— Ну, — протянул Фрэнк и поерзал на стуле, — он хочет помочь, как сосед соседу, а может, пытается впечатлить тебя.
Эмма не сдержала усмешки, вспоминая лицо Кадена, когда он пробормотал «абсолютно ничего».
— Нет, пап, ты не видел его лицо, когда он приходил пару дней назад.
Она подошла к камину и заметила, что тот заменен на электрический. Так, конечно, проще, но ей всегда нравилось потрескивание настоящих дров от настоящего огня.
— Я видел его после того, как ты уехала в Калифорнию.
Эмма закрыла глаза на несколько секунд, затем открыла и посмотрела на отца через плечо.
— Я знаю, что причинила ему сильную боль.
— Я бы сказал, ты едва не убила его.
Чувство вины с новой силой сжало сердце. Отец прав. Если бы она была мягче, чувствительней, если бы признала, что причиняет боль и себе, и Кадену, она бы точно не смогла уехать. А если бы она осталась, она бы продолжала мечтать о кино. Голливуд был не для нее, теперь она это знала. А может, ей просто не повезло…
— Ладно, пап, мне пора.
— Ты думаешь, я не представляю, чем пожертвовала мать, выйдя за меня и создав семью? — Отец тяжело вздохнул и покачал головой. — Она, как и ты, мечтала о сцене, но умерла, так и не реализовав свой талант. Я до сих пор сожалею об этом.
У Эммы защемило сердце, когда она увидела неизбывную боль в глазах отца.
— О, папа, мама так любила тебя, любила нас.
Он хмыкнул.
— Да, но это не значит, что она перестала думать о том, что могла бы уехать в Нэшвилл и попробовать петь на публику. — Отец погладил Молли по голове и продолжил: — Я рад, что ты попыталась, милая. Даже несмотря на то, что было больно и грустно отпускать тебя, я рад, что ты нашла силы следовать за мечтой.
