В книге «Сердце России, первопрестольная столица Москва и Московская губерния в Отечественную войну», выпущенной к 100-летию Отечественной войны 1812 года, действительный член Московского отдела Императорского Русского военно-исторического общества Всеволод Апухтин поместил интересный документ, в подлинности которого сомневаться не приходилось. Он взял его из Военно-ученого архива Главного управления Генштаба (ныне – Российский государственный военно-исторический архив). Речь – о письме русских крепостных Наполеону.
В современной транскрипции это послание звучит следующим образом: «Жителей русских губерний к французскому государю Наполеону. Государь!
Бог хотел, чтобы русский народ не был больше крепостной и употребил для этого силы ваши. Этот народ беден, и его обижают благородные люди…
Наши бары продают нас с родителями или по отдельности, обменивают нас, продают нас, как животных, или отдают нас в уплату своих долгов. Выбор нами жен и мест жительства нам не позволен; и в награждение за нашу хорошую службу им нас палкой дерут, а жизнь не отнимают только оттого, что она им нужна.
Поэтому из-за написанного здесь хвалить нас будут, что мы желаем под новое государство идти, которое, пуская нашу веру, может нас защищать.
И так остается нам благодарить Бога, что он нам дал способ Вашему Величеству как защитнику народов объявить, что мы его просим на волю нас отпустить, уверяя его в нашей верности… можете увериться в нашей верности из того, что мы нашим тиранам верны были».
Написано это письмо в городе Руза 30 сентября (12 октября по новому стилю) 1812 года, то есть уже после Бородинской битвы. Ныне это письмо опубликовано на интернет-сайте Краеведческого музея города Рузы. Причем указаны и подписавшие его: их больше десятка человек, в том числе Филипп Никитин, Иван Долов, Григорий Сафонов, Григорий Нестеров, Алексей Астапов и другие.
«То, что это письмо принадлежит жителям Рузы, сомневаться не приходится, – говорится в комментарии сотрудника Рузского краеведческого музея Натальи Ивановой. – Достаточно только посмотреть на фамилии наших земляков. Но можно ли наверняка и достоверно считать, что русские крестьяне и горожане действительно хотели перейти на службу к Наполеону?»
Дело в том, что личность одного из подписавших это письмо, Григория Федоровича Сафонова, местным краеведам хорошо известна. И предателем он никаким не был, так что его причастность к подобному письму весьма и весьма сомнительна. Сафонов прошел в русской армии путь от рядового до старшего вахмистра, в 1812 году служил в Рузе в штатной воинской команде. Когда началась война, он участвовал в обучении ополченцев, а потом, как войска неприятеля уже приближались, командовал их отрядом.
«Сопоставляя факты (соавторство письма к Наполеону и героическую биографию Сафонова), беру на себя смелость предположить, что письмо носит подложный характер, коих в те времена было великое множество. Зачастую их распространяли сами французские офицеры», – отмечает краевед Наталья Иванова.
Увы, говорить, что подобного явления, как коллаборационизм во время войны 1812 года, вовсе не было, все-таки не приходится. Вот лишь один эпизод: 15 октября 1812 года партизанский командир полковник князь Николай Кудашев, зять Кутузова, поймал трех мужиков и направил их к тарусскому городничему со следующим отношением: «Пойманные под городом Подольском три мужика, из коих главный именует себя Абрам Коновалов, – доставляли хлеб и рогатый скот французам. Для поступления с ними как с изменниками я препровождаю их к вам, и вы от себя для примерного наказания представьте их к своему начальству».
В то же время именно крестьяне (те самые, угнетаемые, бесправные, забитые крепостничеством, пораженные «холопским духом» и так далее и тому подобное) зачастую проявляли больше патриотизма и верности Отечеству, чем их хозяева – дворяне. Те нередко бросали свои имения и уезжали в Поволожье и на Урал, чтобы там переждать военные действия, которые, как они полагали, продлятся недолго, но разорения принесут немало.
Накануне войны среди крестьян ходили слухи, которые, подогревались, очевидно, французскими шпионами, что Наполеон отменит крепостное право. Русские помещики боялись, что вступление французов в Россию приведет к новой крестьянской войне. А некоторые и вовсе оставались «на милость победителя», ведь культ Наполеона в те годы был очень велик. Даже шли служить в о́рганы французской администрации, собирали реквизиции в пользу захватчиков.
Крестьяне же понимали проповеди о свободе по-своему. Они не прочь были пограбить брошенные помещиками усадьбы, но вот кормить и обслуживать чужеземные войска совершенно не собирались.
Легендарный командир партизанского отряда Денис Давыдов вспоминал, как в середине сентября 1812 года крестьяне рассказали ему, что двое жителей деревни Городище, Ефим Никифоров и Сергей Мартынов, наводили французских мародеров на богатых поселян, приняли участие в убийстве помещика, разграбили церковь. Давыдов послал казаков захватить предателей: Никифоров бежал, удалось схватить только одного Мартынова.
«Эта добыча была для меня важнее двухсот французов! – вспоминал позднее партизанский командир. – Я немедленно рапортовал о том начальнику ополчения и приготовил примерное наказание». Преступника расстреляли у той же самой церкви, которую он грабил…
Историк Андрей Михайлов отмечает среди наиболее известных эпизодов предательства в войне 1812 года – история с купеческим сыном Михаилом Николаевичем Верещагиным в Москве. Его обвинили в распространении пронаполеоновских текстов. 2 сентября 1812 года, незадолго до оставления русскими войсками Москвы, московский генерал-губернатор Ростопчин натравил на арестованного Верещагина своих адъютантов и толпу. Юношу фактически растерзали. Но считается, что Ростопчин таким образом «разрядил» ситуацию, выпустил людскую злобу от поражений, отступления.
А непосредственно в день вступления в Москву Наполеона (все-таки не все ее покинули, некоторые остались, надеясь на великодушие французской армии) некая московская барыня Загряжская, как отмечает историк Александр Яковлев, с несколькими подругами встретила французского императора на Волхонке и поднесла ему на бархатной подушке ключи. Ключи были от ее амбара, но она представила дело так, будто это ключи от Кремля.
Наполеону было обидно увидеть вместо «московских бояр» нескольких барынь, он надеялся на большее, тем не менее распорядился подарить ей село Кузьминки с загородным домом князя Сергея Михайловича Голицына. Дальнейшее больше похоже на исторический анекдот. Когда после освобождения Москвы Голицын вернулся в свое поместье, ему сообщили: «Здесь живет новая помещица Загряжская». Тот удивился и приказал гнать в шею самозваную хозяйку. Загряжская важно ответила: «Знать не знаю Голицына. Кузьминки мои: мне их сам император Наполеон подарил». Пришлось барыню выдворять из поместья с помощью полицейских чинов…
«Коллаборационизма во время событий 1812 года в чистом виде было мало, но вот попыток использовать ситуацию в своих интересах – много, – считает историк Андрей Михайлов. – Разумеется, на территории Белоруссии и Литвы, среди польской (литовской, отчасти белорусской) шляхты и католического духовенства сторонников Наполеона было предостаточно. Но в какой мере это можно считать коллаборационизмом?
