«Центр командования». Это предполагает наличие армии, но больше всего на армию похожи триста вооруженных контролёров. «Обязанность Центра — следить за тем, чтобы все организации правильно функционировали». Смешно. Следить — известно чья прерогатива. Линии и электросистема работают на автопилоте. Отчёты и приказы — пустая бюрократия. Из Центра можно подавать законопроекты — на рассмотрение контролёрам.
Для чего же он нужен? Для красоты? «Вы — лицо управления», — вспомнились слова господина Мариуса. Центр не оправдан графиками необходимости, как и монастырь. Вероятно, поэтому настоятельница и толкнула его на эту дорожку.
Кампари задумчиво отправил в рот пригоршню снега, спустился с платформы, прошёл через белый пустырь, пролез в ворота над застывшим ручьём, еле подавил искушение лизнуть прутья, и лёгким шагом поднялся на восточную стену, где целый час провёл в ванной, а потом упал в кровать — раздетым — и в первый раз за несколько месяцев уснул, едва голова коснулась подушки. С ощущением свершившегося чуда.
XVI
Проснулся он в семь, то есть, по меркам Агломерации, поздним утром, но глубокой ночью, судя по темени за окном.
«А господин Мариус с четырёх на посту», — пристыдил себя командор. «Господину Мариусу больше заняться нечем», — не без жалости подумал Кампари.
На платформе он в кои-то веки был не один: туда-сюда сновали снегоуборщики. Рабочих с тележками-кубами, наводнявших Линии, Кампари считал анахронизмом, хотя понимал, что между строениями Агломерации гипотетическая техника не пролезет.
— Неужели нельзя изобрести компактные механизмы, способные маневрировать и сбегаться на очистительную станцию? — спросил он ещё на первом году в Центре. — Стадо железных тараканов смотрелось бы весьма органично.
— Чрезмерная трата металла и электроэнергии, — объяснили ему.
Ну да, то ли дело человеческие ресурсы — этого добра навалом.
Вестей от Дик не было, зато, коснувшись экрана в спинке кресла, Кампари обнаружил сообщение с номера, который знал наизусть, но увидеть никак не ожидал:
«Командор. В свете услышанного минувшей ночью, я вынужден просить вас о личной встрече. Не смею надеяться, что вы ещё раз почтите своим присутствием мою квартиру, а личный характер дела не позволяет мне рассчитывать на аудиенцию в Центре Командования. Насколько мне известно, вы живёте при монастыре. Не соблаговолите ли вы встретиться со мной тет-а-тет, на восточном конце 26-й Линии, сегодня в 19:00? Если вам это не подходит, я буду там в любой удобный для вас час, за исключением промежутка с 8:00 до 18:00. К сожалению, этим временем я не распоряжаюсь. Пау».
«Буду ждать вас на платформе в 19:00», ответил Кампари.
Дик спала, свернув длинное тело в командорском кресле. Удивляться было нечему: ночь, вероятно, прошла без сна. Сообщение Пау отправил в четыре — должно быть, в это время она и покинула комнату художника, чтобы не сталкиваться с соседями.
Кампари укрыл Дик своим пальто и сел на табурет. Отчёты из Отдела Экологии и с очистительной станции требовали ответов: «Принято, учтено». Не откликнешься в течение часа — пришлют повторные доклады, будто без апробации командора состав снега изменится или очистительная система встанет.
— Здесь справился бы второразрядник, — шипел Кампари. — Ради этого я торчал в старшей школе?
В перерывах между «Принято» и «Учтено» он строчил господину Мариусу аргументы в пользу реформы образования, чтобы вскоре увидеть их разбитыми. Игра длилась с ноября, и конца ей не предвиделось. Минут через сорок Дик проснулась от настойчивого писка пункта связи или от особо безнадёжного вздоха Кампари.
— Ты чего меня не растолкал? — просипела она.
— Пожалел. Синтетическую хрень будешь?
— Это я должна носить тебе кофе.
— Кто сказал? Ходить за кофе веселей, чем пялиться в экран, да и лишний раз посылать тебя в общие залы язык не поднимается. Полгода прошло, а ребята говорят, за тобой до сих пор следует шепоток.
— Я не жалуюсь!
— Знаю. Просыпайся. Вернусь — буду пытать.
— Так ты меня поливать, а не поить собрался? Тогда ладно.
— Ну? — он поставил перед Дик кружку.
— Что ну? Вовремя приехали. Наш пациент как раз занимался прикладным рукоделием. Кстати, он тебе не писал?
— Писал. Предложил личную встречу. Нет, «предложил» — не то слово. Снизошёл.
— Уже хорошо. Мне он запретил просить тебя о чём бы то ни было.
— Запретил? Тебе? Что у вас там произошло?
— Убери похабную ухмылку, — возмутилась Дик. — Начну рассказывать — сам закачаешься.
— Так не томи. Что ты имела в виду под прикладным рукоделием?
— Трансформацию порванной простыни в верёвку. Один конец привязал к отопительной трубе, на другом соорудил петлю, открыл окно, встал на подоконник, но тут вломилась я. Он вздрогнул и — как был, с петлёй на шее — упал. Хорошо, что обратно в комнату.
— Спасибо нарушенной координации, — выговорил Кампари.
— Кстати, потом я спросила, зачем такие сложности: ведь прыгнуть — быстрей; а когда этот псих объяснил, поспорила, что ты догадаешься, потому что так же любишь бессмысленные жесты.
— Нечестный спор — ты мне подсказала.
Кампари сел на стол, обняв колени. Поздно биться в конвульсиях: Дик видела Пау в петле, и ничего, держится.
— Он рассчитывал провисеть там до утра, — командор смотрел в стену. — Последний рисунок, проклятие городу, отнявшему у него личность. Ну и по мелочи: подарок пассажирам Линий и контролёру в квартире на 16-м этаже.
— Что и требовалось доказать, — покачала головой Дик.
Но Агломерации плевать, подумал Кампари. Здесь нет незаменимых. Из окна скоростного поезда деталей не разберёшь: для самого зоркого глаза Пау стал бы размытой точкой. Контролёр убрал бы тело, написал бы отчёт. Маленький труп, затерянный среди бесчисленных окон, преследовал бы только командора, и это справедливо: не вмешайся Дик, Пау добил бы не психиатрический отдел, а чудовищная беспечность Кампари.
— Как ты отговорила его от столь блестящей идеи?
— Сама не знаю. Еле вытащила из петли — отбивался отчаянно. Кто-то из нас задел ножку стола, лампа грохнулась, погасла, тут он замер и спрашивает: «Кто вы?». Причём шёпотом, будто есть смысл осторожничать после погрома. Зачем-то сказала правду, а он мне: «Я спрашивал, не на кого вы работаете, а кто вы». Растерялась, потом обиделась и ляпнула: «Все так изощрённо мыслят, некого за дерьмом послать». Он подо мной затрясся. Ну, думаю, припадок. Дотянулась до лампы — оказалось, смеётся. И вот теперь вопрос к тебе: почему не предупредил, что твой псих-архитектор настолько красивый? На него же смотреть больно.
— Как ты с порога не разглядела?
