А вообще, не знаю, на что я надеялась. На то, что жених разглядит во мне не только недостатки, но и достоинства, влюбится, будет гордиться? Я же видела, сколько вокруг красивых девушек. И если ректор не обратил внимания ни на одну из них, то почему должен увлечься студенткой с заурядной внешностью, которая к тому же доставляла ему головную боль и была похожа на навязанную невесту с портрета? Но… я все же не теряла надежды на толику симпатии с его стороны.
Пока же вместе с адептом Яцеком и магистром Болеком мы разместились рядом с лежащим в загоне Грифом. Зверь принял из рук Змиевского настойку и погрузился в сон, а мы следили за пульсом и сердцебиением.
Надо сказать, в просторном помещении зверинца преподаватели и студенты целительского факультета развернули целую переносную лабораторию. Такие я видела, лишь когда мама лежала в лечебнице. Увы, ей не смогли помочь ни антидоты, ни уникальные пилюли отца – слабое с детства сердце в один миг перестало биться. Но сейчас я искренне надеялась на хороший исход операции. Магистр врачевания установил рядом с Грифом аппарат дыхания – совместная разработка механиков и целителей. Хирурги разложили на белоснежной ткани инструменты, а мы, зельевары, – чемодан со склянками, в котором находились как антидоты, так и успокоительное с антисептиком.
Адепт Змиевский заметно нервничал и не отходил от гиппогрифа. За этот месяц между ними возникла самая настоящая дружба. Вот бы и мне добиться подобного с Матюшей. Хотя прогресс в наших отношениях был очевиден – печенье и сказки потихоньку пробивали броню в суровом сердце горгульи.
Наступила тишина. Ректор Тори с помощью магии и заклинаний приподнял Грифа, положив так, чтобы зверь нечаянно не придавил больное крыло.
Я с удивлением покосилась на ректора, который подошел к нам с Яцеком, уступив место врачевателям.
– Бытовая магия прекрасно воздействует на неживые объекты, но плохо действует на магов и магических существ. Но сейчас в животном нет сопротивления, – неожиданно пояснил Амадор Тори, распознав мой немой вопрос, а я наконец получила объяснение, почему ранее не получалось перенести в таз с водой вредную Матюшу. Конечно же ректор не удержался от ехидного замечания: – Учебник «Основы магии», параграф двенадцать.
Хотела съязвить, что мы еще не проходили эту тему, но сейчас не время. Началась операция.
Мы с сокурсниками отошли подальше, чтобы не мешать врачевателям. Всем руководил декан Матеуш, магистр Болек следил за состоянием Грифа, манипуляции с крылом проводил магистр хирургического врачевания, а адепт Змиевский и еще один старшекурсник ему ассистировали. Я вздрогнула, когда надрезали кожицу и извлекли раздробленные косточки. А позже с интересом следила, как на их место вживляют искусственные, формируя плечевой каркас. Команда врачевателей работала ловко, действия были слаженными. Старшекурсники принялись латать прорехи в оперении с помощью Вилкиного алхимического раствора, который декан Матеуш и магистр Болек довели до ума. Я прикусила нижнюю губу и сжала кулаки, словно это мне причиняли боль.
Кто-то легонько сжал мое плечо, а позади послышался тихий голос Амадора Тори:
– Не стоит так переживать. Лер Матеуш все проверил, и ваше снотворное и алхимикат.
Ректор стоял рядом с непроницаемым лицом и смотрел, как проходит операция, но вот его голос… в нем появились теплые нотки, без привычного высокомерия и насмешки. Я кивнула, испытывая благодарность за поддержку, и вновь посмотрела на Грифа. С ним уже работали целители, вливая эрги магии.
Как только они закончили и переглянулись, нас подозвал магистр Болек. Действие настойки вот-вот должно было прекратиться, и мы замерли в ожидании. Наконец Гриф пошевелился, дернулся, подогнул копыта и попытался встать, но вновь завалился от слабости. Пульс и сердцебиение были в норме для гиппогрифа в его обычном состоянии. Все замеры сделали заранее и записали, а теперь сравнивали и следили за дыханием. Змиевский что-то зашептал зверю, поглаживая стальной клюв. Гриф моргнул и покорно лег. А в следующую минуту над ним склонился ректор Тори. Из ладоней заструилось мягкое свечение, он словно гладил гиппогрифа, не касаясь. И без пояснений стало очевидно, что светлый маг высшей категории передает зверю часть своей энергии для восстановления сил. Гриф догадался, а может, и почувствовал силу, издал гортанный звук, который был похож на слова признательности. А затем устроился поудобнее, погружаясь в целебный сон.
Змиевский попросил разрешения остаться с другом, а еще настаивал, чтобы зверя больше не связывали. Переглянувшись, ректор с деканом одновременно кивнули, правда, Амадор Тори не преминул заметить:
– Под вашу личную ответственность, адепт.
Сокурсник серьезно кивнул, а мы принялись собирать инструменты, аппараты и склянки, чтобы покинуть загон и дать гиппогрифу отдохнуть.
Наши подопечные звери сгрудились в коридоре, с волнением разглядывая собрата, а смотритель их успокаивал, словно они понимали речь. Хотя… они и понимали. Наши магические животные все чувствовали и сопереживали.
– Составьте график дежурств, – обратился к адептам нашего отделения декан. – Проверяйте пульс, температуру, давайте пить…
Мы распределили время ухода за гиппогрифом, и мне достались вечерние часы, чему я была очень рада. Как раз почитаю животным сказки на ночь.
Уже у выхода из зверинца мы обменялись впечатлениями. А затем Вилка с Яцеком отправились в библиотеку изучать подступы к «противнику» – ядовито-зубастой книге. В ближайшие дни мы готовились проникнуть в хранилище. Нужно было хорошенько продумать и пути проникновения, и пути отхода, а еще наладить обмен сигналами, чтобы не получилось, как в прошлый раз.
Я же до начала занятий с Райтом решила сбегать в город к лире Эндрю.
За чашкой чая рассказала директрисе об успехах, о том, как прошла операция, и что мне удалось привлечь внимание Матюши. А лира Эндрю похвалилась, что в ее школу пришли учиться две студентки из академии, горячо меня поблагодарив. Не зря я разложила брошюры в женском общежитии.
– Заниматься с девочками я буду в выходные, – поведала директриса. – Их интересуют секреты красоты и зелье для похудения.
– Мне вы тоже обещали такое зелье, – вспомнила я.
– Тебе оно уже не понадобится, – улыбнулась в ответ женщина.
– Полагаете, уже поздно? Мою широкую кость ничем не исправить? – расстроилась я.
– Полагаю, что ты давно не смотрелась в зеркало. Элиска, ты похудела! Посмотри: одежда болтается, лицо осунулось, щеки пропали.
– Как – пропали? – Дотронулась до щек и с облегчением выдохнула – на месте. Но, конечно, не такие, как раньше, будто наливные яблоки.
Лира Эндрю поднесла к моему лицу зеркало:
– Посмотри, какая красавица! И светлые волосы тебе очень идут.
Я нахмурилась, рассматривая свое отражение. Красавицей я бы себя не назвала: кожа бледная, под глазами темные круги. Но я действительно стала тоньше, а с этими светлыми локонами напоминала Валежку.
