Мерчи вытаращил глаза и открыл рот, как будто его вот-вот вырвет, а потом упал на бок, извиваясь.
Пипацзы выгнула спину и закрыла рот рукой. Из-под ее пальцев вырывалось резкое дыхание вперемежку с икотой.
– О боги, – снова и снова шептала она. – О боги. Что я натворила?
Дулин и Ляньхуа вжались в стену. Ляньхуа поглядывала на дверь, словно размышляя, не рвануть ли прочь. Стоны Пипацзы превратились в пронзительный вой. Она подползла к Мерчи и схватила его за плечи, пытаясь привести в чувство, но лишь оставила глубокие кровавые вмятины в тех местах, где ее пальцы коснулись кожи.
Рин в конце концов пришла в себя.
– В угол! – приказала она Пипацзы. – Сиди там и никого не трогай.
К ее величайшему облегчению, Пипацзы подчинилась. Рин занялась Мерчи. Его судороги сменились легким подергиванием, но вся кожа покрылась черно-багровыми пятнами, под которыми бугрились вены, словно превратившиеся в камень.
Рин понятия не имела, чем ему могли помочь лекари Чолана, но обязана была хотя бы попытаться.
– Помогите мне его поднять, – велела она.
Но ни Дулин, ни Ляньхуа не пошевелились, оцепенев от потрясения.
И Рин пришлось самой тащить Мерчи. Он был слишком высок, чтобы взвалить его на плечо, остался единственный вариант – волочь его за ноги. Рин нагнулась и осторожно взяла его за ноги, стараясь не прикасаться к голой коже. Когда она потянула, плечо заныло от такого веса, но тут в дело вступил адреналин, заглушив боль, и Рин удалось найти в себе силы, чтобы дотащить его из хижины до лазарета.
– Полежи тут, – сказала она. – Просто дыши. Мы поставим тебя на ноги.
С таким же успехом она могла бы говорить с камнем. Несколько секунд спустя, оглянувшись, Рин увидела, что его глаза остекленели, а кожа выглядит как у трехдневного трупа. Мерчи не ответил, когда Рин его потрясла. У него пропал пульс. Она не заметила, когда он перестал дышать.
Пошатываясь, Рин вышла наружу. Но задолго до того, как она оказалась в лазарете, Рин уже понимала, что здесь понадобится не лекарь, а могильщик.
* * *
Когда Рин вернулась в хижину, Пипацзы там уже не было.
– Где она? – спросила Рин.
Дулин и Ляньхуа по-прежнему неподвижно сидели у стены, в той же позе, в какой Рин их оставила. Они явно плакали – глаза Дулина покраснели и помутнели, а Ляньхуа дрожала и терла глаза кулаками.
– Убежала, – ответил Дулин. – Сказала, что больше не может здесь оставаться.
– И вы ее отпустили? – Рин хотелось его ударить, лишь бы стереть с лица это оцепенение. – Вы знаете, куда она пошла?
– Кажется, к холму, она сказала…
Рин бросилась бежать.
К счастью, Пипацзы легко было отыскать по свежим следам на снегу. Рин догнала ее уже на холме, на краю обрыва. Пипацзы исступленно кашляла, пытаясь отдышаться после бега.
– Что ты делаешь? – обратилась к ней Рин.
Пипацзы не ответила. Она выпрямилась и, стоя над обрывом, занесла ногу над пропастью, словно ощупывая пустоту, прежде чем броситься вниз.
– Пипацзы, отойди от края.
Рин оценила расстояние между ними. Если она прыгнет, то может ухватить Пипацзы за ноги, прежде чем та нырнет вниз, но только если Пипацзы промедлит. Девушка готова была спрыгнуть в любой момент, и внезапное движение Рин могло ее только подтолкнуть.
– Ты в смятении, – как можно мягче произнесла Рин, протягивая руку, как будто приближалась к дикому зверю. – Тебя переполняют эмоции, я понимаю, но так и должно быть.
– Это ужасно. – Пипацзы не обернулась. – Это… Я не могу.
Она медлила. Явно еще не решила, готова ли умереть. Хорошо.
Рин заметила, что ее пальцы больше не багровые. Она явно вернула контроль над собственным телом. Теперь к ней безопасно прикасаться.
Рин бросилась вперед и схватила ее за талию. Они вместе рухнули в снег. Рин оказалась наверху и сдернула Пипацзы за шиворот подальше от обрыва, а потом прижала коленом в живот, чтобы не сбежала. Но та не сопротивлялась.
– Все еще собираешься спрыгнуть вниз? – спросила Рин.
Узкая грудь Пипацзы вздымалась от тяжелого дыхания.
– Нет.
– Тогда вставай.
Рин поднялась и протянула ей руку.
Но Пипацзы осталась лежать. Ее плечи судорожно тряслись, а лицо исказилось в рыданиях.
– Не плачь. Посмотри на меня.
Рин наклонилась и взяла Пипацзы за подбородок. Она не понимала, почему вдруг это сделала. Она никогда прежде так себя не вела. Но однажды так поступил с ней Вайшра, и он сумел привлечь ее внимание, загнав страх в глубины разума.
– Хочешь на этом закончить?
Пипацзы молча уставилась на нее, заливаясь слезами. Казалось, она слишком ошеломлена, чтобы говорить.
– Потому что, если ты решишь уйти, я тебя отпущу. Никто не принуждает тебя становиться шаманом. Ты больше никогда не попадешь в Пантеон. Ты можешь и армию покинуть, если хочешь. Вернешься к сестре, поселитесь где-нибудь в провинции Собака. Ты этого хочешь?
– Но я не… – Пипацзы перестала рыдать, но выглядела смущенной. – Не знаю. Не знаю, чего я…
– Зато я знаю, – сказала Рин. – Я знаю, что ты не хочешь на этом закончить. Потому что тебе понравилось, верно? Этот прилив всевластия – лучше всего, что ты когда-либо чувствовала. Тебе же приятно было увидеть, на что ты способна? К несчастью, твоей первой жертвой стал союзник, но только представь, как ты будешь расправляться с врагами. Представь, как одним прикосновением будешь уничтожать армии.
– Она сказала мне… – Пипацзы глубоко и судорожно вздохнула. – В смысле, богиня… Она сказала, что я больше никогда не буду бояться.
– Такова власть богов. И ты не готова ее лишиться. Я тебя знаю. Ты похожа на меня.
Пипацзы уставилась куда-то в пространство за спиной Рин. Как будто утонула в собственных мыслях.
Рин села рядом с Пипацзы и тоже посмотрела в сторону обрыва.
– Что ты увидела, когда проглотила маковые зерна?
Пипацзы прикусила губу и отвернулась.
– Расскажи.
– Не могу. Это слишком…
– Посмотри на меня.
Рин задрала рубашку. Наверху грудь еще была перебинтована, после того как Жига пинками сломал Рин ребра. Но чуть ниже солнечного сплетения был виден черный отпечаток руки Алтана, так же ясно, как в тот день, когда он там появился. После того как Пипацзы рассмотрела отпечаток, Рин повернулась боком и продемонстрировала неровные шрамы в том месте, где когда-то ее пырнул ножом Нэчжа.
Лицо Пипацзы побелело.
– Но как…
– Все эти шрамы я получила от людей, которых, как мне казалось, любила, – сказала Рин. – Один из них уже мертв. Другой скоро умрет. Я знаю вкус унижения. Храни свои тайны, если хочешь. Но что бы ты ни сказала, я не стану думать о тебе хуже.
