Похоже, они все так считали.
Рин затопила горячая волна нетерпения. Неужели они не понимают, что им грозит? Неужели не на их головы Нэчжа сбросил сотню тонн взрывчатки, пока они мирно праздновали?
– Мы не заключили перемирие, – сказала она. – Гесперианцы по-прежнему хотят меня убить. Они наблюдают за нами с неба и ждут, пока мы ослабнем, в надежде победить нас одним махом. Никанский народ ждет самое большое испытание. Если мы ухватимся за этот шанс, то будущее в наших руках. Гесперианцы слабы и не готовы, они еще не оправились после Арлонга. Вы нужны мне в этом последнем усилии…
– Плевать на гесперианцев! – раздался другой голос. – Сперва накорми нас!
Рин знала, что настоящий лидер не ведется на желания толпы. Правитель стоит выше всяких смутьянов, а ответ на выкрики придает им значение, которым они не обладают.
Она начала с того места, где ее прервали, пытаясь собраться с мыслями:
– Этот опиум поможет…
Но так и не закончила предложение. В дальних рядах поднялся шум. Сначала Рин решила, что это очередные смутьяны с вопросами, но потом услышала лязг стали, а затем – еще более громкие крики.
– Пригнись.
Катай схватил ее за руку и потащил с помоста. Сначала Рин, слегка ошарашенная, попыталась воспротивиться, но люди больше не обращали на нее внимания. Все повернулись к источнику сумятицы, которая расходилась, словно капля чернил по воде, расширяющимся облачком хаоса, притягивающим всех поблизости.
Катай потянул сильнее.
– Нужно выбираться отсюда.
– Погоди. – Ее ладонь нагрелась в готовности выплеснуть пламя, хотя Рин понятия не имела, что теперь делать. В кого целиться? В толпу? В собственный народ? – Я могу…
– Ты ничего не можешь сделать. – Он потащил Рин подальше от стычки. Теперь люди вопили. Рин обернулась через плечо и увидела мелькающее в воздухе оружие, падающие тела, древка копий и рукоятки мечей, громящие беззащитную плоть. – Не сейчас.
– Да что это с ними? – поразилась Рин.
Они отступили к генеральской штаб-квартире, где Рин оказалась в безопасности, вдали от посторонних глаз и ушей, пока войска восстанавливали порядок на площади. Первый шок отступил. Теперь она была в ярости, что ее народ превратился в тупую, наглую массу.
– Они устали, – тихо сказал Катай. – И голодны. Они считали, что война закончилась, ты вернулась домой и поделишься с ними трофеями. Они не думали, что ты собираешься втянуть их в очередную войну.
– Почему все решили, что война закончилась? – Рин раздраженно сжала пальцы. – Неужели только у меня есть глаза?
Наверное, так чувствуют себя матери, когда ребенок закатывается в истерике. Какая немыслимая неблагодарность! Рин прошла ради них через ад, а они имеют наглость стоять перед ней, жаловаться и требовать того, чего она дать не может.
– Гесперианцы правы, – огрызнулась она. – Они просто овцы. Тупые овцы.
Неудивительно, что Петра считала никанцев низшими существами. Теперь Рин это понимала. Неудивительно, что Триумвират правил именно так, кровью и беспощадной сталью. А как иначе обуздать эту толпу, если не страхом?
Как никанцы могут быть такими близорукими? На кону не только их желудки. Страна на пороге чего-то большего, нежели сытный ужин, достаточно только задуматься об этом, достаточно одного толчка. Но они ничего не поняли. Как их вразумить?
– Они не овцы, а обычные люди, Рин, и устали от мучений. Они просто хотят, чтобы все закончилось.
– Как и я! Чего они от нас хотят? Чтобы мы сложили мечи и щиты и ждали, пока нас перебьют спящими в постелях? Скажи, Катай, они правда настолько тупы и думают, что гесперианцы просто уйдут и оставят нас в покое?
– Попытайся понять, – мягко произнес он. – Трудно воспринимать врага, которого ты не видишь как главную угрозу.
Рин фыркнула:
– Если они так считают, то не заслуживают остаться в живых.
Этого ей говорить не следовало. Рин поняла это, как только слова слетели с языка. Она говорила так не от злости, а из-за панического страха, от которого все внутри переворачивалось.
Все вокруг разваливалось на глазах.
Тикани должен был стать бастионом сопротивления, базой, откуда Рин начнет последнюю атаку на Запад. Тикани и его жители символически и географически были ее городом и ее народом. Рин выросла на этой земле. Она вернулась и освободила свой родной город. Защищала его сначала от мугенцев, а потом от республиканцев. А теперь, когда она больше всего нуждалась в поддержке, Тикани взбунтовался.
«Либо тебя боятся, либо любят, – когда-то сказала ей Дацзы. – Но не позволяй им выказывать неуважение. Тогда ты ничего не добьешься. Тогда ты проиграла».
Нет. Нет. Рин прижала ладонь к виску, пытаясь успокоить дыхание. Это лишь временное препятствие, она еще не проиграла. Рин напомнила себе о том, что у нее еще есть Муг, опиумные поля и резервисты по всей империи, даже если их придется обучать. Она обладала финансовыми ресурсами всей страны, нужно лишь их извлечь. И в конце концов, у нее есть бог, самый могущественный бог в Никане.
Так почему же ей кажется, что она стоит на грани поражения?
Войска голодают, народ в Тикани ее ненавидит, в армии засели шпионы, которых она не может вычислить, а Нэчжа издевается над ней при каждом удобном случае, вонзая нож туда, где больнее. Ее власть, хрупкое сооружение, которое она построила в Арлонге, трескалась со всех сторон, и у Рин не хватало сил ее удержать.
Она резко развернулась:
– В чем дело?
Адъютант в ужасе смотрел на нее. Он пожевал губами, но не издал ни звука.
– Давай уже, говори! – рявкнула Рин.
Он поморгал. Его кадык дернулся. А когда он наконец заговорил, раздался хриплый шепот, и Рин пришлось заставить его повторить, чтобы расслышать.
– Поля, генерал. Они горят.
Лишь через несколько долгих секунд Рин убедилась, что это ей не снится, и красные тучи на горизонте, настолько яркие на фоне безлунного неба, что казались игрой воображения, на самом деле существуют.
Опиумные поля горели.
Огонь распространялся с ужасающей скоростью. Он поглотил все поля за считаные секунды. Рин могла только таращиться на него, пытаясь осознать, что лишилась своего единственного козыря.
Она смутно слышала, как Катай призывает эвакуировать жителей ближайших к полям хижин. Краем глаза она видела суету вокруг, когда войска пришли в движение и выстроились в цепочку к колодцу, передавая ведра с водой к полям. Она не могла пошевелиться. Ноги словно приросли к земле. И даже если могла бы, какой смысл? От лишнего ведра с водой все равно никакого толка. Даже от всех ведер Тикани. Пожар сожрал уже половину полей, и вода не помогала, сразу же превращаясь в пар, который вливался в клубы дыма, стелившиеся над горизонтом.
