Потребуют кровавую жертву. Скорее всего, уничтожат войска Рин в обмен на жизнь горожан.
Рин не знала, стоит ли платить такую цену.
– Что происходит?
Катай. Ну наконец-то! Рин повернулась к нему и начала объяснять обстановку, стараясь не скатиться к паническому лепету, но тут увидела, как лицо Суцзы искажается в ужасе и он тычет пальцем в сторону города.
Секундой позже в воздухе просвистела стрела. Мугенский знаменосец рухнул на землю.
Она машинально обернулась, выискивая в своих рядах солдата с поднятым луком, с еще вибрирующей тетивой. Какой идиот это сделал?
– О боги! – пробормотал Суцзы. Он по-прежнему не сводил глаз с города.
Рин повернулась обратно и решила, что у нее галлюцинации. Как иначе объяснить выходящую из ворот огромную колонну, толпу людей размером почти с армию?
Рин снова поднесла к глазу подзорную трубу.
Цинень. Это наверняка он. Он собрал сопротивление… Нет – судя по всему, собрал весь город. В колонне шли не только способные драться мужчины, но и женщины, старики и даже дети. В руках они несли факелы, бороны, мотыги, кухонные ножи и дубинки, явно смастеренные из ножек от стульев.
И они пошли в атаку.
Они знали, что цена сражения – их жизнь. Рин не станет атаковать, пока их держат в заложниках. Они понимали, что мугенцы заставят ее выбирать.
И приняли решение за нее.
Мугенские лучники развернулись к толпе горожан и начали резню. Командир отдал приказ.
Одно за другим падали тела горожан во главе колонны. Но люди продолжали наступать, переступая через мертвецов, неумолимо напирая, как поток муравьев. Снова посыпались стрелы. И снова полегли трупы. Горожане по-прежнему шли вперед.
Мугенцы стреляли недостаточно быстро, чтобы их сдерживать. Теперь горожан уже встретила сталь, и началась неравная схватка. Солдаты Федерации косили горожан, как только те подходили ближе. Выбивали оружие у них из рук, легко пронзали шею и грудь, ведь жертвы не умели защищаться.
Но горожане продолжали напирать.
На поле выросли груды трупов. Рин в ужасе наблюдала, как клинок врезается в плечо старухи. Но та подняла дрожащие руки, вцепилась в запястье солдата и не отпускала, пока ей в лоб не вошла стрела.
Горожане продолжали напирать.
Суцзы схватил Рин за плечо.
– Чего ты ждешь? – просипел он.
Через канал с душой Катая Рин обратилась к глубинам своего разума, где терпеливо дремал бог.
«Отомсти им», – приказала она.
«Как пожелаешь», – ответил Феникс.
И Рин пошла по полю сорго, чтобы смести все огнем. Она убивала всех подряд без разбора. Превращала людей в пепел – и врагов, и гражданских. Жители Лэйяна встречали огонь с улыбками на губах.
Они сделали выбор. Принесли себя в жертву.
За ней пошли в атаку войска, сверкая клинками в огненной ночи. Они сломали строй, но строй больше ничего не значил, остались только тела, кровь и сталь.
Вот так мы отвоюем юг, думала Рин, пока все вокруг поглощала волна огня. Идти вперед теперь было так легко. Рин не видела лиц, не видела боль. Только смутные контуры.
Они вернут себе юг лишь численным преимуществом. Не мечом, а телами. Мугенцы и Республика сильны, но южан больше. И если южане вышли из грязи, как гласят все легенды, то сокрушат врагов подавляющей силой земли и будут давить до тех пор, пока те еще дышат. Южане закопают врагов под своими телами. Утопят в своей крови.
Глава 6
Потом началась зачистка.
Рин ошалело брела по полю сорго, превратившемуся в ровный покров серого пепла. От ее одежды медленно струились спирали дыма. Она не притрагивалась к опиуму с начала похода, но сейчас ощущала знакомую эйфорию, зуд возбуждения, начинающийся с кончиков пальцев и разливающийся по груди к сердцу.
В Тикани летом повсюду было полно муравьев. Сухость и жара доводили злобных красных созданий до исступления, и они нападали на любого ребенка или животное, встретившиеся на пути. От одного укуса вздувался волдырь, десяток мог быть смертельным. Горожане мстили, поливая муравейники кислотой из подвешенных к длинным жердям кувшинов. Рин вспомнила, как в детстве сидела на корточках с пустыми кувшинами в руках и, прищурившись, наблюдала за разрушенной цивилизацией, пенящейся и сгорающей под солнечными лучами. Она всегда слишком долго выжидала. Ей нравилось слушать шипение кислоты, просачивающейся в самые глубокие муравьиные туннели. Нравилось видеть, как муравьи лихорадочно высыпают наверх, прямо в лужицы кислоты, которые она аккуратно разместила вокруг. Нравилось наблюдать, как они сучат лапками, корчатся и растворяются.
И сейчас она ощущала похожее удовольствие, садистский восторг от того, как на глазах испаряются люди, и осознания, что это сделала она. Что она обладает подобной властью.
«Да что со мной такое?»
Она ощущала такое же странное ликование, как когда отравила Ма Льена. Но сейчас не пыталась отделаться от этого чувства. Она купалась в нем. Ее власть питается яростью, а оборотная сторона медали – удовольствие от возмездия.
Лэйян не вымер полностью. Когда солдаты Рин обыскивали руины в поисках тех жителей, у которых еще остался воздух в легких, они обнаружили, что таковых на удивление много. В панике и бешенстве мугенцы действовали беспечно, а не с жестокой точностью. Кололи и рубили любую незащищенную плоть, вместо того чтобы метить в жизненно важные органы.
Но все же Лэйян был мертв. Люди больше не могли здесь жить. Их осталось слишком мало, дома и все пожитки уничтожены. Им придется идти вместе с армией Рин дальше на юг, чтобы найти новый дом в тех городах, которые будут готовы их приютить.
Но выжившие в Лэйяне были свободны. И оно того стоило.
Каким-то чудом сам Цинень выжил. Узнав, что он в сознании, Рин пошла с ним повидаться.
Горстка лекарей Коалиции южан превратила в полевой госпиталь скотобойню – одно из немногих зданий в центре Лэйяна, не сожженных дотла. Они обрабатывали раны уцелевших, как умели, но не могли избавиться от вони горелых свиных внутренностей. К концу дня в воздухе стоял густой и липкий запах крови, человеческой и звериной.
Цинень лежал на простыне снаружи, куда лекари отправляли всех пациентов, не нуждающихся в немедленной операции. Выглядел он кошмарно. Правую сторону тела покрывали ожоги, а кожа лица так жутко сморщилась, что он мог говорить только хриплым путаным шепотом. Его глаза были открыты, но заплыли, правый зрачок затянула белая пленка. Рин не понимала, видит ли он ее, пока его лицо не исказила жутковатая болезненная улыбка.
– Мне жаль… – начала она, но Цинень схватил ее за руку с удивительной силой.
– Я же говорил, – просипел он. – Говорил, что мы будем сражаться.
