А в центре стоял алтарь.
– Великая черепаха, – пробормотал Цзян. – Сурово ты с ним обошлась.
Дракон-император неподвижно лежал на ложе из чистого нефрита, безмятежно сложив руки на груди. Он не был похож на человека, вот уже два десятилетия обходящегося без воды и пищи. Но при этом совершенно не был похож на живого человека, а казался частью этого храма, неподвижным, как камень. Его грудь не поднималась, как будто он не дышит.
Сходство с членами семьи Инь было бесспорным. Лицо Жиги напоминало фарфоровую статую – крепкий лоб, прямой нос, прекрасные, словно высеченные под нужными углами черты. На плечах лежали длинные волосы цвета воронова крыла. При взгляде на него у Рин закружилась голова. Как будто она смотрит на труп Нэчжи.
– Не будем тянуть, – сказала Дацзы. – Цзыя?
Цзян откликнулся молниеносно. Не успела Рин и глазом моргнуть, как он бросил оленя на каменные плиты и всадил в его шею нож.
Олень судорожно открыл пасть, но не издал ни звука, лишь с предсмертным клокотанием хлынула кровь.
– А теперь поспеши, прежде чем он умрет.
Дацзы оттолкнула Рин от алтаря, а Цзян подтащил к его подножию брыкающегося оленя.
Агония оленя казалась мучительно долгой. И наконец свелась к последним судорогам, а кровь потекла по щелям между плитами пола. Все это время Дацзы стояла на коленях, прижав руку к боку животного, и что-то бормотала себе под нос.
И тут по храму прокатился треск, превратившись в долгие громовые раскаты, становящиеся все громче и громче. Казалось, пагода вот-вот взорвется. Рин ощутила в воздухе прилив энергии. Слишком мощной энергии – она сдавливала горло, и Рин задыхалась. Она в ужасе попятилась к стене.
Дацзы говорила все быстрее и быстрее, с ее губ слетали непонятные слова.
Цзян стоял совершенно неподвижно. Его лицо исказилось в странной и незнакомой гримасе, Рин не могла понять – то ли это ужас, то ли восторг.
А затем сверкнул белый свет и громыхнуло в последний раз. Только когда Рин врезалась спиной в стену, она поняла, что ее сшибло с ног.
Перед глазами заплясали искры. Тело сжала сокрушительная боль. Рин хотелось свернуться в комок и раскачиваться взад-вперед, пока все это не прекратится, но страх вынудил ее встать на колени, откашляться и прищуриться, пока не вернулось зрение.
Цзян прижался спиной к противоположной стене, по-прежнему неподвижно, его лицо ничего не выражало. Дацзы распласталась у подножия алтаря. Из уголка ее губ тянулась тоненькая струйка крови. Рин поковыляла к ней, чтобы помочь, но Дацзы покачала головой и указала на алтарь. Впервые за двадцать лет Инь Жига встал.
Глаза Дракона-императора были ярко-синего цвета. Он медленно оглядел храм, впитывая в себя все, что видит.
Рин не осмеливалась пошевелиться. Она даже говорить не могла – слова казались неуместными. Какая-то сила сжала ей челюсти, а воздух давил на виски, как камень.
– Ты меня слышишь? – Дацзы встала на колени и взяла Жигу за руки. – Жига?
Тот долго смотрел на нее. А потом заговорил хриплым, как хруст гравия, голосом:
– Дацзы…
Цзян засопел.
Взгляд Жиги быстро метнулся в его сторону, а потом вернулся к Дацзы.
– И долго я отсутствовал?
– Двадцать лет. – Дацзы откашлялась. – Ты… ты знаешь, кто ты?
Жига помолчал, нахмурившись.
– Я путешествовал, – сказал он. Хотя бы голос Жиги не имел ничего общего с голосом Нэчжи – хриплый после долгого молчания, словно царапающий камень ржавый клинок. – Не знаю где. Было темно, и боги молчали. А я не мог вернуться. Не мог найти обратный путь. Я все гадал, кто мог… – Его взгляд внезапно остановился на Дацзы, словно Жига вдруг понял, что говорит вслух. – Теперь я вспомнил. Мы поссорились.
Бледная шея Дацзы задрожала.
– Да.
– И ты остановила ссору.
Теперь его взгляд остановился на Дацзы уже надолго. Что-то происходило между ними, но Рин не могла в этом разобраться. Сожаления, страсть и обида. Что-то опасное.
Жига резко отвернулся.
– Цзыя, – позвал он. Голос стал более гладким и громким, а стены пагоды усиливали его.
Цзян вскинул голову:
– Я здесь.
– Так ты тоже пришел? – Жига встал на ноги, отведя руку Дацзы, которая пыталась помочь. Он был намного выше Нэчжи, наверное, рядом с дядей тот выглядел бы ребенком. – Ты уже забыл ту глупую девчонку? Мы ведь из-за нее поссорились, да?
Лицо Цзяна осталось бесстрастным, как скала.
– Я рад снова тебя видеть.
Жига повернулся к Рин.
– А это еще кто?
Рин по-прежнему не могла говорить. Она попыталась сделать шаг назад, но, к своему ужасу, застыла на месте. Взгляд Жиги словно стальными иглами пригвоздил ее к полу, парализовал без каких-либо усилий.
– Как интересно. – Жига наклонил голову, рассматривая Рин с головы до пят, как вьючную лошадь на базаре. – А я-то думал, что убил всех.
Рин попыталась вытащить нож. Но рука не слушалась.
– На колени! – тихо приказал Жига.
Рин тут же подчинилась. Его голос как будто обладал собственной физической силой, согнул ее колени и наклонил голову, пробирая до костей, сотрясая пагоду до самого основания.
Жига шагнул к ней.
– Она ниже других ростом. Почему?
Никто не ответил. Он засопел.
– Ханелай была невысокой. Она выполняет приказы?
– Приказы? – наконец сумела произнести Рин.
– Тише, Рин, – оборвала ее Дацзы.
Жига лишь рассмеялся.
– Я потрясен, Цзыя. Ты нашел новенькую на замену? Вечно ты носишься со своими любимыми зверюшками.
– Я не зверюшка, – огрызнулась Рин.
– Ого! Она еще и говорящая!
Жига отклонился назад и улыбнулся, широко и жутковато. Потом схватил Рин за шею и одним легким движением поднял в воздух. Его большие пальцы сдавили трахею. Рин брыкалась, но так и не сумела ударить Жигу по коленям. Все ее усилия возымели не больший эффект, чем истерика капризного ребенка. Жига притянул ее к себе, пока их глаза не оказались на одном уровне, и Рин почувствовала жар его дыхания на своих щеках.
– Я так долго спал, маленькая спирка, – прошептал он. – И не в настроении выслушивать возражения.
– Ох, отпусти ее, – сказала Дацзы. – Ты же ее убьешь!
Жига сердито покосился на нее:
– Разве я давал тебе разрешение говорить?
– Она нам пригодится, – не унималась Дацзы. – Она сильная и помогла нам добраться сюда…
– Правда? Как печально. Раньше ты и сама справлялась. – Жига довольно улыбнулся. – Так Цзыя и с ней спит? В этом все дело? Должен сказать, его вкус весьма ухудшился.