— Я те дятел, что ли, стучать? — прогнусавил в ответ незнакомец. — Какая разница все равно никого нет, и у соседей чисто. Я уже прошерстил.
— Прошерстил он, — недовольно протянул дядя Лёша. — Ломик-то принес? Сейф, блин, никак разначить не могу.
— Ща всё будет, кэп! О, а чё это у тебя тут за баррикады?
— Да малого пришлось в ванной закрыть, чтобы не мешался…
— А…
— Бе! Харе базар разводить. Пошли работать, время не резиновое.
Пашка почувствовал, как в носу вновь защипало от слез — никто его не спасёт. Но тут же одернул сам себя, встрепенулся. Нет, его спасут! Его обязательно спасут!
Будто в ответ на его мольбы громко лязгнул дверной замок. И в квартире оказался кто-то ещё.
— Эй, Пашка, ты как умудрился такой свинарник здесь устроить?! — поронесся по дому негодующий голос брата. — Блиин, сколько грязищи! Пока сам всё не уберешь, фиг тебе, а не мороженное, понял?!
- Вовка… — почему-то шепотом позвал Пашка. Мыслей об освобождении, как и не было. И радости тоже не было. Остался лишь страх. Жуткий, подкожный, от которого кровь стынет в жилах, и дышится нервно, рвано…
— О, а почему это стулка дверь в ванную подбирает? — зазвучало ближе, а Пашка похолодел:
— Беги! Вова, беги! — заорал он несвоим голосом. Будто зная наперед, что случится дальше. Будто чувствовал.
— Паш… — раздался мерзкий, чавкающий звук, а следом глухой — удара, словно на пол повалилось что-то тяжёлое. Или кто-то тяжёлый…
— Вова! — тут заверещал сквозь слезы Паша. — Вова! Вовочка! Братик!
— Твою ж… Ты совсем, что ли, тронутый?! — заорал следом дядя Леша. — Зачем было ломиком?!
— Так ведь… случайно! — растерянно пролепетал его подельник.
В ответ дядя Лёша опять выматерился, ударив пару раз в дверь, за которой задыхался в темноте мальчик, а потом хладнокровно приказал:
— Так берём все, что есть, и сваливаем! Только мокрухи мне хватало!
— Но как же…
— Валим, я сказал!
— А ты, — дверь сотряслась от очередного удара, — пасть прикрой. А то рядом с братцем сейчас ляжешь!
Воры ушли, громко хлопнув дверью на прощание. А Паша всё звал и звал брата по имени, надеясь, что тот откликнется. В какой-то момент окутывающая его темнота сделалась невероятно плотной, густой… Или это в глазах потемнело? Мальчик осел на пол, положил голову на небольшой ворсисистый коврик, и заскулил. Громко, отчаянно и как то по-звериному. Всё вдруг стало слишком огромным для него. Невыносимым. И дышал он кажется уже с трудом, и пульс оглушительно бился в висках, и сердце стучало неистово и так больно…
Больно.
***
— Эй, молодой человек! Вы меня слышите?
Пашка вздрогнул и оторопело посмотрел на водителя:
— Что? — немного хрипловато спросил парень. — Уже приехали? — он провел ладонью по лицу, гоня прочь жуткие воспоминания. Сейчас не до них. Главное — это настоящее. Главное — Кэти.
— Приехали, — таксист указал на пятиэтажное здание травматалогии.
— Вижу, спасибо, — кивнул парень, проследив за его жестом.
При виде больничного корпуса в душе вновь заклокотала тревога, огненным кнутом подстрекая к действию. Пашка быстро сунул водителю в руку крупную купюру, отмахнувшись от сдачи, и выскочил под дождь. Больничное крыльцо, приемный покой, и вот он уже поднимается на нужный этаж, перепрыгивая сразу через две ступеньки.
Он знал, в какой палате лежит Кэти и, благодаря Диминым объяснениям, примерно представлял, как её найти. Сам брат отправился вместе с Лизой в общежитие — собрать необходимые для Кати вещи.
Когда на очередной двери показались нужные цифры, Паша было потянулся к изогнутой ручке и замер, услышав знакомый голос:
— Она спит, — позади него, вольготно развалившись на скамейке, сидел светловолосый тип.
— А ты что здесь забыл, баскетболист? — Пашка недоуменно взглянул на Катиного бывшего. Внутри неприятно кольнула ревность, а следом появилась вполне логичная догадка: — Постой, это ты потащил её в тот клуб?
— Чё? — парень расплылся в совершенно идиотской улыбке, которая и вовсе не вязалась с ситуацией. А еще эта улыбку хотелось здорово подпортить кулаком. — Чувак, ты хоть в курсе, что случилось?
— Ты?! Отвечай! — Пашка в несколько шагов сократил расстояние между ними и угрожающе навис над Серебровым. — Если это ты, урод…
Однако Стас, нисколько не проникшись, все с той же дурацкой ухмылкой внезапно стянул с Краснова солнечные очки.
— Оп-па, знакомые лица! А у Катьки губа не дура, целого солиста «Меридианов» себе отхватила. А я-то думал, где я твою рожу видел…
— Ну, автограф тебе вряд ли светит, — ворот чужой футболки затрещал в Пашкиных руках. — Давай рассказывай…
— Ой, боюсь-боюсь! — заохал с издевкой Серебров и уже без всякого смеха зло выпалил: — Ты только мне скажи, защитничек, чего ж ты при своем бабле не помог ей с племянником? Ты хоть знаешь, как она пашет в этом ублюдском клубе?
— Пашет? О чем ты? — пальцы ослабели, и мягкая ткань выскользнула из захвата. — И причем здесь Серега? — Пашка выпрямился и растерянно посмотрел на парня, который, по его мнению, нес абсолютную околесицу.
— А, так ты не в курсе… — смешавшись, промямлил себе под нос Стас. — Пойти, что ли, за кофе сходить… — он встал, намереваясь сбежать, но крепкая хватка на плече помешала…
— Говори! — резко приказал Краснов и, заметив негодующий взгляд парня, убрал руку и попросил чуть мягче: — Расскажи мне все, что знаешь. Прошу.
Стас некоторое время колебался, а потом сел на лавку, привалившись спиной к белоснежной стене, и заговорил.
Глава 17
Ненавижу больницы. Этот стерильный холод помещений, въевшийся в стены запах антисептика, и ощущение абсолютной безысходности…Я вздохнула и по инерции щелкнула кнопкой, меняя положение спинки своей супернавороченной кровати на более высокое. Вот и все развлечение: вверх-вниз, вверх-вниз. Ни телевизора — его мне запретили, ни книг — они тоже табу, ни — самое страшное — телефона. Только идеальная ВИП-палата, идеальная кровать, и совсем неидеальная я — лживая, двуличная, с сотрясением мозга и вывихом плеча до кучи. Хуже и не придумаешь.
