– Лиза ведь ничего никому не передавала. Инцидент исчерпан, я попрошу прощение у Эльзы, у Эльзы Эдуардовны.
– Пакуй чемоданы, ты вылетаешь, как только будут готовы командировочные бумаги. Это не обсуждается, друг.
Специально сделал акцент на последнем слове, пусть, может хоть какие-то муки совести у Медведева будут, мне же так хреново от всего, что произошло. Артур ушел, хлопнув дверью, я снова, наверно, в тысячный раз набрал номер Эльзы, слушая длинные гудки, но вот ответили.
– Эльза, ты слышишь меня? Эльза.
– Слушай меня сюда, кусок дерьма. Эльзы для тебя больше нет и не было, забудь этот номер и больше не звони. И передай своему поганому другу, что я с ним, с тварью такой, увижусь еще и поговорю.
– Не понял, кто это?
Голос явно был не Эльзы, девушка говорила четко, проговаривая каждое слово, с ненавистью. Наверно, подруга Эльзы заступается за нее. Хорошая подруга, я бы сам рвал за друзей, жаль, приходится их воспитывать больше.
– Дай Эльзе трубку.
– Ты командовать будешь со своими офисными шлюхами, а не здесь.
Молчу, подружка сбросила звонок. Ну что ж, Марк Альбертович, заслужил. Даже не беру пальто, только ключи от машины, надо ехать к ней, просить самому прощения, а не думать о том, как я виноват и что же наделал. Мне нужна эта девушка, даже больше, чем я думал, нужна.
Глава 25 Эльза
Эльза
– С кем ты разговаривала?
Выхожу из ванной, вытирая на ходу волосы. Хорошо, что Софи пришла, хоть растормошила меня, вот, кормить сейчас будет. Стоя под горячим струями воды, все никак не могла согреться, сама удивляюсь своей реакции на все происходящее.
Да кто он вообще такой, чтоб так убиваться и истязать себя? Никто. Подумаешь, нашел какие-то бумаги, упрекнул ими, не поверил, выгнал. Ой, да больно надо было, чтоб он верил.
Сама себя уговаривала, но на душе не становилось легче. Словно меня предали. Предал самый родной и близкий, которому доверяла. Которому верила. А ведь на самом деле я раскрылась перед ним, стояла в наручниках и знала, что он не сделает мне больно. Но вот, сделал, совсем по-другому.
– Да никто не звонил, так, доставка.
Софи суетилась на кухне, не смотрела на меня, вкусно пахло мясом и салатами, даже вино открыто.
– Давай, налетай, а то в обморок упадешь сейчас от голода.
– Софи?
– Да, моя милая развратница, – подружка откинута рыжую прядь волос за плечо, все-таки посмотрела на меня.
– Кто звонил? Ты говорила по моему телефону.
– Шеф твой. Я его послала и сказала, чтоб больше не звонил.
Вздохнула, села на стул.
– Ну, чего опять случилось? Должен же кто-то его оттянуть, чтоб не обижал милых девушек. Ты не сделаешь, я знаю. Значит, сделаю это я. И не смотри на меня так! Я как справедливое возмездие за грехи, буду карать и наказывать всех, кто обидит дорогих мне людей.
Софи не на шутку завелась, но она права, снова права.
– Тот мужчина, с которым ты встречаешься, ну тот, что упахал тебя все-таки, это Медведев? – спросила, зная ответ сама, просто чтоб отвлечь подругу от мыслей обо мне и моем шефе.
Софи замолчала, продолжая меня разглядывать, а у меня от невероятного запаха мяса заурчал живот. Начала есть прямо руками, откусывая большие куски, тут же запивая вином. Надеюсь, не стошнит, на пустой-то желудок.
«– Ну, чего замолчала, лисичка», – говорю с набитым ртом, Софи такая смешная сейчас, растерянная. – Он говорил с тобой, когда был в приемной, лихо ты его окрутила.
– Да, блин, было дело, – Софи отпила из своего бокала вино, посмотрела в темное окно. – Но мы с ним встретимся еще раз, я ему устрою показательную порку, за яйца подвешу за все его выходки, да еще баб припомню, что постоянно трутся около него.
– Так все серьезно? Ты раньше никого так за яйца не подвешивала.
– Ты понимаешь, вот реально меня торкнуло. В клубе познакомились, весь такой уверенный, здоровый, наглый. Ну, ты знаешь, я таких люблю, но без перебора. Отшила человек пять за вечер, а этот прям прет, как танк на пулеметный дзот. Вот, не устояла.
– Так это хорошо, – ем салат тоже прямо руками, вкусно безумно. – Ты, когда успела еду заказать? Вкусно очень.
– Я этому танку дуло скручу баранкой, мало не покажется.
Звонок в дверь поймал меня на том, что я допивала бокал вина. В голове небольшой хмель, чувствую, что слегка ведет, но это даже хорошо.
– Я открою, сиди. Наверно, суши привезли.
– О, так у нас пир!
Мне стало легче, гораздо легче, когда не одна, да еще бутылка вина, все лучше, только вот бы не спиться. Слышу голоса, узнаю мужской, вдоль позвоночника бежит жар, опускаясь горячим шаром вниз. Шаги, они затихают за спиной.
– Эльза.
От моего имени вздрагиваю. Хочу ли я его сейчас видеть? Не знаю, наверно, хочу. Чем дольше я буду бегать от разговора, тем легче не станет.
– Я тебе говорила не звонить, а ты взял и приперся.
– Эльза, посмотри на меня.
– Она не будет на тебя смотреть! Уходи. Давай, проваливай, к своим белобрысым сучкам.
– Софи, перестань!
Поворачиваюсь, в моей тесной кухне места стало еще меньше. Марк занимает весь дверной проем. На нем даже нет верхней одежды, костюм мокрый от дождя. Подружка скачет позади него. И почему от такой здоровый?
Смотрю в его глаза, и словно теряю себя. Плавлюсь в том огне, что полыхает в них. До чего же я слабая. Слабая овца.
– Я хочу поговорить с Эльзой, всего лишь поговорить. Ты позволишь мне сделать это?
Он обращается в Софи, та замолкает, хлопая ресницами, чуть кивает головой, бросает на меня взволнованный взгляд, уходит.
– Говори.
Так и сижу на стуле, в одном банном халате и с влажными волосами, смотрю на него снизу-вверх, жду, что он мне скажет, а сама хочу, чтоб он просто меня поцеловал, как тогда, в кабинете.
Совсем рехнулась.
Но я хочу этого.
– Эльза, послушай.
– Я слушаю.
Марк так неожиданно опускается на корточки, несколько секунд просто смотрит на то, как я медленно вытираю руки салфеткой, снова поднимает на меня глаза. Они у него такие красивые, хмурит брови, разглядывая меня. Чувствую, как щеки вспыхивают румянцем, словно у семиклассницы.
– Я был неправ. Чертовски неправ. Не буду никого винить, виноват только я, во всем только я. Что не стал слушать, что поверил не тебе, что повелся, как пацан, на дурацкие ничем не обоснованные обвинения. Я не понимаю, что со мной было, но мозг отказывался думать рационально, зацикленный только на одном, что ты меня предала.
