— Кажется, я догадываюсь, о чем ты хотел поговорить, — нарочито дружелюбно произнесла я, разворачивая его в сторону общежития. — Пройдемся? Нам обоим не стоит гулять после наступления темноты.
— Догадываешься? — уточнил Тэрон и накрыл ладонью мои пальцы, расслабленно лежащие у него на предплечье.
Пришлось приложить некоторое усилие, чтобы они не напряглись.
— Хемайон была со мной очень честна, — призналась я, не меняя тона. — А ещё я вижу, что тебе одиноко и ты рад компании. Я готова предложить тебе свою дружбу, как и прежде. Но что-то иное… — я неопределенно взмахнула свободной рукой и осторожно сформулировала: — Мое происхождение многое осложняет.
— И мое — только добавляет сложностей, — пробормотал Тэрон, отвернувшись.
Сумеречные тени с готовностью скрыли выражение его лица, но чтобы понять настроение собеседника оно мне, по совести, и не требовалось.
— Боюсь, я недостаточно романтична и склонна к риску, — сказала я и заставила себя улыбнуться.
Тэрон отрывисто кивнул и промолчал. Только убрал ладонь, которой накрывал мои пальцы, и я отчего-то напряглась ещё сильнее, чем когда получила первый нежеланный знак внимания.
Но, конечно же, вида не подала.
— Надеюсь, что я не упала в твоих глазах, — произнесла я, — и ты всё-таки составишь компанию нам с Хемайон. Ярмарка совсем скоро, и профессор Биант согласился сопровождать нас.
— Как скажешь, — совсем тихо отозвался Тэрон.
Он не перечил, не пытался переубедить и по-прежнему не смотрел в мою сторону. Я вернулась в общежитие со стойкой уверенностью, что этот разговор — до крайности неловкий, стоило отметить, — ни на шаг не приблизил проблему к решению.
Тем не менее, в следующие дни Тэрон вел себя как ни в чем не бывало. Охотно составлял нам с Хемайон компанию в зале накопителей и в столовой, садился рядом на лекциях и таскал книги из библиотеки на импровизированные пикники возле полигона. На второй день к посиделкам над учебниками стали присоединяться однокурсники; я постаралась меньше думать о том, связан ли этот внезапный интерес к науке с периодическими стычками с Фасулаки, который по-прежнему пытался вовлечь меня в работу с экспериментальными образцами, и предпочла приложить все усилия, чтобы завязать как можно больше знакомств. В конце концов, леди пристало иметь широкий круг общения — а до азартных игр и глупых пари ей не должно быть дела.
Какая разница, сколько споров проиграет Фасулаки с его пренебрежительными представлениями об изящных манерах? Меня, признаться, гораздо больше волновало то, что Тэрон не упускал случая вставить слово, по-прежнему норовя встать на мою защиту всякий раз, когда кто-нибудь проявлял интерес. При этом полуэльф умудрялся не преступать границу дружеского общения, ни разу не дав мне повода пресечь его непрошенные рыцарские потуги. Фасулаки, к моему тайному облегчению, и словом не обмолвился о нашем разговоре о тхеси, но Тэрона подчеркнуто игнорировал. Это не добавляло беседам легкости, а мне — спокойствия, и вечеров я дожидалась с нескрываемым нетерпением: после полдника я неизменно покидала все расширяющийся кружок студентов и направлялась в библиотеку в одиночестве. Тэрон лишь однажды спросил, не составить ли мне компанию, и, получив вежливый отказ, больше не поднимал тему, а Хемайон откровенно скучала: все то, что мне приходилось наверстывать, она уже знала.
Злопамятную рыжую библиотекаршу моя настойчивость в изучении естественных наук не радовала. Правда, ровно до тех пор, пока Фасулаки не сообразил, что по вечерам меня не караулит сторожевой полуэльф и можно безнаказанно крутиться рядом, не упуская шанса напомнить о неподписанном договоре о совместной исследовательской работе. Тогда библиотекарша расцвела и к концу третьего дня уже встречала меня заранее подобранной стопкой книг. Увы, все ее усилия привлечь внимание неприступного старшекурсника пропадали втуне.
Фасулаки волновал только эльфотир, и воскресенья он ждал едва ли не с большим нетерпением, нежели Хемайон.
Та вовсе подняла меня затемно, позабыв перед этим разбудить, и вытолкала умываться. Ледяная вода в помывочной все-таки заставила меня проснуться, и на первый этаж общежития я все-таки спустилась в достаточно вменяемом состоянии, чтобы вовремя сделать вид, будто не заметила, как при нашем появлении профессор Биант прекратил выговаривать что-то Тэрону.
— Доброе утро, — нетерпеливо поздоровалась Хемайон. Ей, кажется, даже вид делать не пришлось: она так хотела поскорее попасть на ярмарку, что и в самом деле не обратила внимания на оборвавшийся разговор. Да и теперь больше переживала по поводу времени, отведенного нам на прогулку, и списка рядов, которые мы собирались посетить. — К нам больше никто не присоединится?
— Остальные уже ушли, — неосторожно ответил Тэрон.
Логично: запрет покидать стены Эджина без сопровождения преподавателей касался только вольнослушательниц, а студентам позволялось свободно бродить где им вздумается. Женщин же в университете было не так много; большинство из них работало и не могло выкроить время еще и на ярмарку. А мы изрядно промедлили из-за того, что я долго собиралась спросонок, и теперь у Хемайон было до крайности осуждающее выражение лица.
— Что ж, значит, никого ждать не нужно, — невинно улыбнулась я.
Но профессор Биант все-таки заставил нас дойти еще и до зала накопителей, и к тому моменту, когда мы добрались до подъемного моста, отделяющего Эджин от прибрежного городка, небо на востоке пунцовело в тон ушам Тэрона. Я привычно шла, подцепив под локотки обоих друзей, и профессор Биант так выразительно косился на полуэльфа, что гадать, о чем они говорили до нашего с Хемайон появления, не приходилось.
Жаль только, воспитание не позволяло вмешиваться в чужую беседу. Я бы с удовольствием послушала, что обо всей этой ситуации думает профессор Биант — и что заставляет его так думать.
Но за неимением более интересной темы для обсуждения пришлось все-таки завести разговор о ярмарке и планах на день.
К моему немалому облегчению, почтовое отделение оказалось по дороге. Оно уже работало, и сонный почтальон без лишних вопросов забрал мои письма подругам из «Серебряного колокольчика» и пару пухлых конвертов, которые следовало отправить в поместье Оморфиас. Я оставила пару мелких монет в благодарность, и мы наконец влились в шумную толпу, движущуюся к центру города.
Торговцы разбили пестрые палатки на просторной площади, со всех сторон окруженной белоснежными зданиями с неизменными портиками — так, что казалось, будто все пространство оцеплено сплошной колоннадой. Надо всеми палатками гордо возвышалась мраморная статуя на массивном постаменте: бородатый мужчина в античной тоге так одухотворенно взирал на цветистую ярмарочную круговерть поверх раскрытой книги в вытянутой руке, что вызывал некоторые сомнения в собственной грамотности.
— Основатель города, Кир Георгиадис, — негромко прокомментировал профессор Биант, заметив мой интерес, — предок нынешнего мэра Геполиса.
