— Ну как у вас дела с этими иностранцами, — добродушно
спросил он, — встретились, поговорили?
— Нет, — ответил Кязимов, — с ними беседовал следователь
Мирза Джафаров.
Он как раз вернулся утром из Бейлагана. — Велиев помрачнел.
Это никак не входило в его планы.
— Вы успели побеседовать с ним? — сухо поинтересовался он,
выходя в коридор. Кязимов шел следом.
— Да, конечно. Мы правильно сделали, что послали его туда.
Он нашел подтверждение этой банды. Пять человек, шли в сторону границы.
— Сколько человек? — переспросил Велиев, чуть замедляя ход.
— Пятеро. Двое погибших как раз из этой банды. Один
азербайджанец, другой армянин, Я прикажу ему дать подробный рапорт.
— Да, да, конечно, — у Велиева началась одышка, он даже
дотронулся рукой до стены.
— Вам плохо? — удивился Кязимов. Велиев всегда вызывал у
него чувство доброй зависти своей подтянутой спортивной фигурой.
— Ничего, это сейчас пройдет, — Велиев вздохнул, — мне нужно
будет самому взять на себя руководство этой операцией. У Джафарова есть
какие-нибудь результаты?
— Судя по всему, есть, и неплохие, — Кязимов никак не мог
понять, почему Велиев так интересуется поездкой Джафарова. «Может, из-за
Рагимова, — внезапно подумал он. — Этого стервеца, наверное, хотят перевести в
город, и нужно собрать побольше положительных моментов. Хотя на Велиева это не
похоже, он, видимо, недолюбливает Рагимова».
В этот момент они увидели Ахмедова, спешно поднимавшегося по
лестнице.
Что-то такое в его поведении заставило Кязимова
насторожиться.
— У нас неприятность, — Ахмедов, похоже, никогда не
волновался. Он вообще не любил своей работы, брезгливо относился к сослуживцам
и равнодушно — к просителям, попадавшим к нему на прием.
— Что произошло? — спросил Велиев.
— Только что звонили из МВД. Убит следователь Мирза
Джафаров. Попал в засаду на восьмом километре, — Ахмедов произнес все это своим
спокойным, бесцветным голосом.
Глава 17
Вечер у Автандила затянулся почти до рассвета. Хозяин
действительно умел принимать гостей. Здесь были такие блюда, о существовании
которых «Дронго» даже не подозревал.
Кроме них троих за столом оказалось еще человек десять, и
тосты не прекращались ни на минуту. А когда все гости вместе с хозяином запели,
и каждый знал свою ноту в этом слаженном хоре, «Дронго» стало немного грустно.
«И такой народ, — думал он, — натравили друг да друга, заставили убивать своих
соотечественников. Какая кара может быть хуже этой?»
Когда обед наконец закончился и аккуратные ребята стали
накрывать столики в саду, под деревьями, чтобы гости могли выпить там чаю,
батоно Автандил увел гостя на веранду дома.
— Посмотри, как красиво, — сказал он, показывая вниз, на
лежавший у моря город. Зрелище действительно было незабываемым. Несмотря на
тяжелое экономическое положение, на явную нехватку электроэнергии в городе
весело мелькали огоньки. Словно перекликающиеся друг с другом, они придавали
всему Батуми какое-то странное очарование. Огоньков было немного, но они были
рассыпаны по всему городу и тянулись дальше по побережью.
— Действительно красиво, — согласился «Дронго». Он даже не
хотел притворяться, что плохо знает русский язык. Ночью, после такого застолья,
это было как-то неприлично.
— Австралийский журналист, — с издевкой сказал Автандил, —
если ты из Австралии, то я из Новой Зеландии.
«Дронго» весело рассмеялся. На душе было спокойно и хорошо.
— Будем считать, что вы меня раскрыли, — сказал он старику.
— Какая разница, — махнул рукой Автандил, — если ты шпион,
то на здоровье. Хотя, что у нас можно разведать, какую такую тайну, не знаю.
Если из госбезопасности — тоже хорошо. Делай, что хочешь, это меня не касается.
Главное, чтобы ты наших людей не обижал.
— Обещаю, — очень серьезно сказал «Дронго».
— А с Давидом давно знаком? — спросил его Автандил.
— Недавно. Я искал в прошлом году его сына, пропавшего в
Москве.
— Так это ты был, — повернулся к нему Автандил, — дай я на
тебя еще раз посмотрю. Хорошее ты дело сделал, дорогой, очень хорошее. Вернуть
отцу сына — это самое лучшее дело на свете. Так вот какая у тебя профессия, —
догадался он.
Потом, помолчав, сказал:
— Знаешь, про Давида много гадостей всяких говорят. А ты не
верь. Он богатый человек, это правда. Но и трудолюбивый. Когда в семидесятые
годы Шеварднадзе свирепствовал в Грузии, у Давида пять подпольных цехов было.
Он на них такую продукцию делал, в Англии завидовали. Тогда за это сажали. А
сейчас хвалят, говорят, предпринимательство нужно развивать. И сам Шеварднадзе
призывает к этому. Вот так у нас все поменялось. А мы с ним дружим очень давно,
почти пятьдесят лет.
Он помолчал и продолжал:
— Отцы наши вместе погибли в Польше. Его и мой — при взятии
Варшавы. И похоронки мы в один день получили. С тех пор и подружились. Соседи
мы с ним были, в одном квартале в Тифлисе жили. Когда ему плохо было, он ко мне
приходил, когда мне становилось трудно, шел к нему. С тех пор и дружим. Я все о
нем знаю, о его связях, о его брате Арчиле, о его делах. Но все равно люблю
его, как брата.
«Дронго» молчал. Внизу сверкал редкими огнями город, в
который завтра ему нужно было возвращаться.
— Не знаю, зачем ты здесь, — продолжал старик, — но раз
приехал, значит нужно. А с Тамарой будь осторожнее. Она человек Шалвы Руруа. Ты
думаешь, я не знаю, чем занимается в порту Руруа? Очень хорошо знаю. И в момент
могу его прихлопнуть, как муху. А что будет потом? На его место сразу придут
другие — еще более жадные и жестокие. Этот хоть чего-то боится. А вообще-то все
это такая, — он снова сказал какое-то слово на грузинском и только затем
перевел, — «глупость». Хорошо, если все проблемы у нас будут только с такими,
как Шалва Руруа. Мы ведь с трудом удержали мир в нашем городе. Ты сам знаешь,
что случилось в Абхазии, какая бойня была в Сухуми, сколько людей погибло в
Осетии.
А скольких мы потеряли во время гражданской войны… Так
трудно было иногда…
Он закрыл глаза, протягивая руку по направлению к городу.
— Думал, сам сдохну, черт со мной, лишь бы люди были в
порядке. Это так трудно — быть просто человеком. А ведь в нашем городе живут и
армяне, и азербайджанцы, и грузины, и осетины, и абхазы. Представляешь, какой
коктейль получается. У меня друг в Осетии работал в обкоме партии. Когда
начались осетинские события, он на площадь вышел, попросил людей разойтись. Не
послушались они его, продолжали идти стенка на стенку. А он понимал: еще
немного, еще чуть-чуть, и начнут убивать друг друга прямо в городе. Он тогда
вернулся в кабинет, взял пистолет, вышел на улицу и крикнул: разойдитесь, иначе
сейчас на ваших глазах пушу себе пулю в лоб. Подействовало, начали расходиться
люди.
