И жили они на улице, носившей мирное и очень поэтическое
название — Весенняя. Викентий Алексеевич любил сидеть на скамейке перед домом и
рассматривать случайных прохожих. Ему было уже под восемьдесят, но зрение и
слух пока не подводили старика, несмотря на ранение в сорок третьем. Их
шестиэтажный кирпичный дом был одним из самых известных домов в городе.
Во-первых, здесь в свое время жил полный кавалер орденов
Славы Сергей Речистый.
Во-вторых, позже здесь некоторое время жил и председатель
горсовета, которого потом взяли на большую работу в столицу. Трехкомнатные
квартиры в их доме отличались особой планировкой, столь несвойственной многим
столичным домам. При общей площади около ста метров они имели шестьдесят два
метра полезной площади, два больших балкона и даже кухню в пятнадцать метров,
что делало ее мечтой любой хозяйки. И, наконец, в-третьих, дом был известен еще
и тем, что на третьем этаже московская фирма «Балчуг-эстейт» продавала квартиру
и все соседи с нетерпением ждали — кто именно въедет в их дом. Кому-то удалось
даже узнать, что квартира продается по немыслимой для Клиновска цене в тридцать
восемь тысяч долларов. Конечно, все теперь ждали своего клиновского миллионера.
Викентий Алексеевич не любил этих разговоров о миллионерах.
Жизнь свою он прожил честно, имел детей, внуков, теперь правнуков. Пенсия у
него, как у инвалида Великой Отечественной, была нормальная. Да ему и не нужно
было много, жил он с дочерью, отдавая ей все деньги до копейки. И потому не
любил этих разговоров про миллионы и миллионеров. Слава Богу, в Клиновске кроме
«Сникерсов» и «Кока-колы» других особых изменений почти не было, и иностранные
машины, так заполонившие Москву, редко заезжали в их места.
С недавних пор он обратил внимание на высокого мужчину,
часто проходившего к вокзалу мимо их дома. В руках у мужчины часто бывал
небольшой, но очень красивый чемоданчик, словно его обладатель был работником
банка или дипломатом. Викентию Алексеевичу было ужасно интересно, чем именно
занимается таинственный незнакомец, но спрашивать того он стеснялся. Да и
неудобно подходить к человеку незнакомому, даже если они живут в таком
маленьком городке, как Клиновск.
Когда однажды высокий незнакомец проходил мимо их двора,
старик случайно услышал разговор сидевших за его спиной соседок.
— Гляди, гляди, Михайловна, опять твой пошел, — говорила
первая соседка, вздорная баба по кличке «Метла».
— Хороший человек, — уважительно отзывалась Михайловна, — и
деньги платит вовремя, и не балует. Тихий такой, спокойный, женщин не приводит,
Я даже удивляюсь, может больной какой. Но он иногда дома лежит, пока ему не
позвонят.
А в тот день утром приехал с двумя чемоданчиками. Вижу,
настроение у него хорошее. Спрашиваю — как дела? А он мне и говорит вдруг:
«Очень хорошо. Хотите, я вам новую стиральную машину куплю, что в универмаге
была? Немецкая». Я прямо так и обмерла. Ничего больше ему не сказала. Так он
пошел утром и купил эту машину.
— Счастливая ты, Михайловна, — вздохнула завистливая
соседка, — такого постояльца сам Бог послал.
— А я что, хуже? Я ему как мать родная. И стираю теперь ему,
и готовлю.
А он еще говорит — скоро, мол, уезжаю. Но пока платит, а мне
что нужно — мне ничего. Он доволен и я довольна.
Дом Михайловны был расположен рядом с булочной, и старик
вспомнил, что обещал купить хлеба. Поднявшись, он попросил правнука, бежавшего
рядом:
— Витек, иди деньги у бабушки возьми. Скажи, деда за хлебом
пойдет.
Мальчик послушно кивнул головой, побежав в дом. Ему было
семь лет, и он не понимал, почему его бабушка, дочь Викентия Алексеевича,
называет дедушку папой. Ведь они должны быть мужем и женой. Не объяснять же
мальчику, что муж Ани погиб еще за пятнадцать лет до его рождения. Монтажник
был высококлассный.
Ребенок принес деньги, и старик, взяв правнука за руку,
неспешным шагом отправился за хлебом.
Именно в этот момент он увидел какого-то незнакомца,
плотного, с широкими плечами, большой коротко остриженной головой, спешившего к
дому Михайловны. Окна у нее были открыты, несмотря на март, она любила
проветривать помещения, и старик заметил в одном из окон постояльца.
Подойдя к дому Михайловны, старик сел на скамью, а ребенок,
заметивший червяка, заинтересовался, куда движется этот столь привлекательный
для него объект. Старик сидел у открытой форточки. Незнакомец никогда не
отпирал своих окон, и лишь уступая настояниям хозяйки, иногда чуть отворял
форточку, когда особенно много дымил.
Викентий Алексеевич уже собирался идти дальше, когда услышал
вдруг голоса, насторожившие его.
— Рябой привет посылает, — говорил приехавший гость,
обращаясь к постояльцу, — спрашивает, где деньги?
— На Курском вокзале. В камере хранения, все там. Двести
тысяч долларов.
Услышав эту сумму, старик едва не упал со скамеечки.
Господи, какие деньги, а он-то думал, что в их дом миллионер может вселиться.
Да у постояльца Михаловны денег было в десять раз больше.
— Он хотел заплатить тебе двести тысяч? — с сомнением в
голосе спросил гость.
— Думаю, нет. Он должен был переправить деньги Рябому.
Вместе готовили какую-то операцию. А «Михо» решил заплатить мне часть денег,
чтобы я убрал Рябого. Он не знал, что меня послал Рябой как раз наоборот, в
случае чего прикончить «Михо». Так и получилось. Как мне «Михо» свидание
назначил в гостинице, чтобы я, значит, в Нью-Йорк летел, так я его там и
пришил. Правда, когда уходил, маленькая накладка вышла, меня дежурная увидела.
Но это уже не страшно. Я через два дня и до нее добрался. Она меня теперь
никогда не опознает.
— А с Лазаревым как связь держишь?
— Звоню ему сам раз в неделю. Этим дуракам верить нельзя,
все что-нибудь не так сделают. Слышал, как людей Рябого подставили?
— Да знаю я, уши им отрезали.
— Вот именно — уши. А выдали наверняка люди Лазарева. Или по
глупости где сболтнули. Нет уж, лучше я здесь поживу в тишине. В этом городке
даже госбезопасности нет. Да и вообще, по-моему, два милиционера, и те
инвалиды. Вот это место как раз для меня. А вы деньги можете взять на Курском
вокзале. Ячейка номер…
У Викентия Алексеевича была все-таки хорошая память. Он
сообразил, что не сможет запомнить одновременно и номер ячейки, и номер кода.
Поэтому следовало запомнить только номер ячейки, что он и сделал. Он сидел на
скамейке, как завороженный, не веря своим ушам. Там, за стеной, разговаривали
два бандита, мерзавца, о которых он слышал только в кино. Если бы кто-нибудь
рассказал ему о таком случае, он ни за что не поверил бы. Два бандита открыто
говорили об убийстве людей, о громадных деньгах. Он не понял, что они говорили
про уши, то сообразил, что тоже ничего хорошего сказать не могли. И такие люди
ходили по их городу, дышали с ним одним воздухом, жили у его соседки Михайловны!
Гнев ударил в голову старому ветерану. Он уже собирался подняться и крикнуть в
форточку, какие они мерзавцы, когда заметил своего правнука. Тот со смехом
следил за червяком, пытающимся убежать. Старик испугался. Не за себя, он уже
ничего не боялся. За ребенка. Это был первый внук его дочери и он не мог, не
хотел им рисковать. И поэтому он остался сидеть на скамье, схватившись за
сердце и невольно слушая разговор, продолжающийся в доме за его спиной.
