— Прошу прошенья, сэр, мне бы нужно с вами поговорить.
— Поговорить с вашим хозяином? — переспросила миссис Покет, снова закипая благородным негодованием. — Что это вам пришло в голову? Поговорите с Флопсон. Или со мной… только не сейчас.
— Прошу прощенья, мэм. — возразила горничная, — но мне бы надо сейчас, и обязательно с хозяином.
Тогда мистер Покет вышел из комнаты, а мы постарались как-нибудь занять себя в его отсутствие. Вскоре он вернулся; горе и отчаяние было написано на его лице.
— Ну не безобразие ли, Белинда! — сказал мистер Покет. — Кухарка напилась до бесчувствия и лежит в кухне на полу, а в буфете приготовлен на продажу большой сверток масла!
Миссис Покет очень взволновалась и сказала:
— И во всем виновата эта противная София!
— То есть как это, Белинда? — вопросил мистер Покет.
— Это София тебе рассказала. Разве я не видела, как она вошла сюда, и не слышала, как она заявила, что хочет говорить с тобой?
— Но ведь она водила меня вниз, Белинда, — возразил мистер Покет, — и показала мне и кухарку и сверток.
— Это чистейшей воды интриганка, — сказала миссис Покет, — а ты, Мэтью, кажется, ее защищаешь?
Мистер Покет издал жалобный стон.
— Выходит, что я, внучка моего дедушки, ничто в этом доме! — воскликнула миссис Покет. — А кухарка, между прочим, очень славная и порядочная женщина, она, еще когда приходила наниматься, сказала: «Сразу видно, что вам на роду было написано стать герцогиней».
Возле мистера Покета стояла кушетка, и он повалился на нее в позе умирающего гладиатора. Так, не меняя этой позы, он и произнес глухим голосом: «Спокойной ночи, мистер Пип», когда я решил, что пора дать ему покой и отправляться спать.
Глава XXIV
Дня через три, после того как я устроился в своей комнате, несколько раз побывал в Лондоне и заказал своим поставщикам все необходимое, мы подробно побеседовали с мистером Покетом о наших делах. Он был осведомлен о моей будущности лучше меня самого, потому что мистер Джеггерс, по его словам, сообщил ему, что меня не нужно готовить к какой-нибудь определенной профессии, а будет вполне достаточно, если я «не ударю лицом в грязь» в обществе других обеспеченных молодых людей. Я, разумеется, согласился, поскольку ничего иного не мог предложить.
Мистер Покет назвал несколько школ в Лондоне, где я мог приобрести основы необходимых мне знаний, на себя же собирался взять общее руководство моими занятиями. Он выразил надежду, что при умелой помощи я не встречу особенных затруднений и вскоре мне уже не потребуется ничего, кроме его указаний. Все это, и многое другое к том же духе, он сумел сказать так, что сразу завоевал неограниченное мое доверие; и мне хочется здесь отметить, что он с начала до конца выполнял свои обязанности по отношению ко мне так ревностно и честно, что и меня заставил ревностно и честно выполнять свои обязанности по отношению к нему. Будь он равнодушным учителем, я платил бы ему той же монетой как ученик; но он не дал мне для этого повода и тем обеспечил взаимное уважение между нами. И никогда он, в своей роли наставника, не казался мне хоть сколько-нибудь смешным, а только вдумчивым, благородным и добрым.
Когда мы обо всем договорились и я всерьез приступил к занятиям, мне пришло в голову, что, если бы я мог сохранить за собой мою комнату в Подворье Барнарда, это внесло бы приятное разнообразие в мою жизнь, а общение с Гербертом благотворно влияло бы на мои манеры. Мистер Покет ничего не имел против такого плана, но решительно заявил, что, прежде чем что-либо предпринимать, следует посоветоваться с моим опекуном. Я почувствовал, что его слова продиктованы деликатностью, поскольку такое устройство немножко сокращало расходы Герберта; поэтому я, не откладывая, отправился на Литл-Бритен и сообщил о своем желании мистеру Джеггерсу.
— Если бы я мог купить ту мебель, которая сейчас взята напрокат, — сказал я, — и еще кое-какие мелочи, я чувствовал бы себя там совсем как дома.
— Что ж, действуйте! — сказал мистер Джеггерс с коротким смешком. — Я ведь говорил, что вы быстро развернетесь. Ну? Сколько же вам нужно?
Я сказал, что не знаю.
— Полно! — возразил мистер Джеггсрс. — Сколько? Пятьдесят фунтов?
— Нет, что вы, куда так много?
— Пять фунтов?
Это был такой неожиданный скачок, что я совсем смешался и сказал:
— Ох, нет, больше.
— Больше, говорите? — сказал мистер Джеггорс; он засунул руки в карманы, нагнул голову набок, глаза устремил в стену, словно подстерегая меня, как охотник — дичь. — На сколько же больше?
— Очень трудно назначить сумму. — сказал я нерешительно.
— Полно! — сказал мистер Джеггерс. — Давайте смелее. Дважды пять — хватит? Трижды пять — хватит? Четырежды пять — хватит?
Я сказал, что хватит за глаза.
— Четырежды пять хватит за глаза, так? — сказал мистер Джеггерс, сдвинув брови. — Ну, а сколько, по-вашему, будет четырежды пять?
— По-моему?
— Вот-вот, — сказал мистер Джеггерс. — Сколько?
— Нужно полагать, что, по-вашему, это будет двадцать фунтов, — сказал я, улыбаясь.
— Забудем о том, сколько это будет по-моему, друг мой, — заявил мистер Джеггерс, тряхнув головой с упрямым и хитрым видом. — Я хочу знать, сколько это будет по-вашему.
— Двадцать фунтов, разумеется.
— Уэммик! — сказал мистер Джеггерс, отворяя дверь в контору. — Примите от мистера Пипа письменный приказ и выдайте ему двадцать фунтов.
Такой определенный способ вести дела произвел на меня не менее определенное впечатление, не скажу чтобы приятное. Мистер Джеггерс никогда не смеялся; но он носил большущие, до блеска начищенные сапоги со скрипом, и когда он, бывало, стоял в ожидании ответа, нагнув свою массивную голову, сдвинув брови и покачиваясь с носка на пятку, сапоги эти начинали скрипеть, словно они-то посмеивались, сухо и подозрительно. Воспользовавшись тем, что мистер Джеггерс куда-то ушел, а Уэммик показался мне более обычного оживленным и разговорчивым, я признался ему, что мистер Джеггерс просто ставит меня в тупик своим обращением.
— Ему было бы лестно это слышать, — сказал Уэммик. — Он только того и добивается… Да вы не думайте, — ответил он на мой удивленный взгляд. — здесь нет ничего личного; это у него профессиональное, чисто профессиональное.
Сидя за своей конторкой, Уэммик завтракал — с хрустом разламывал жесткую галету и кусками отправлял в щель, служившую ему ртом, словно опускал в почтовый ящик.
— Мне всегда представляется, — сказал Уэммик, — будто он наставил капкан и следит. А потом вдруг — хлоп! — и ты попался!
Оставив при себе замечание, что капканы на людей отнюдь не украшают жизнь, я спросил, — верно, мистер Джеггерс большой мастер в своем деле?
