Я несколько приуныла. Дети в теорию вписывались прекрасно: ради кого ещё стоило рисковать собой в кровавом ритуале, ввязываться в самоубийственную авантюру по переделу власти и лелеять планы о глобальных переменах к лучшему? Не ради себя одного же Чаннаронг так старательно строил светлое будущее, не в том он возрасте, чтобы безоглядно полагаться на максималистские воззрения и юношеские порывы!
- Ты уверен? — на всякий случай переспросила я. — Может быть, был ребёнок, рождённый вне брака? Или бывшая жена?
- Не уверен, — честно ответил Элиас, — я уже ни в чем не уверен. В его личном деле не указаны ни дети, ни жены, но я бы тоже скрывал всех близких, если бы планировал поучаствовать в государственном заговоре. С другой стороны, не с самого же поступления на службу он это планировал!
- А личное дело не могли подменить? — с надеждой спросила я, не желая расставаться с удобной гипотезой.
Вот сейчас бы обнаружить какую-нибудь незаконнорожденную дочку с монистом во всю грудь! Это разом облегчило бы поиски соратников Чаннаронга: едва ли он сумел бы убедить молодую девушку постоянно таскать на себе несколько килограммов золота, не объяснив, что происходит и почему это нужно! Со смертью детектива все ниточки оборвались, и вычислить заговорщиков можно было, разве что прикинув, кому выгоден заговор, да выстроив длинную логическую цепочку. Проблема заключалась в том, что люди частенько руководствуются своими представлениями о чести, о порядке вещей, о том, что должно и как следует действовать, — словом, чем угодно, только не логикой. Дедукция помогала, но ей было не под силу вывести нас на всех заговорщиков, и кто-то всенепременно ускользнул бы. Чаннаронг наверняка на что-то подобное и рассчитывал, выдавая всем действующим лицам ровно столько информации, сколько требовалось для выполнения конкретной задачи. Сирил поступал точно так же.
Нам отчаянно не хватало ключевого свидетеля. Кого-то, кем Чаннаронг действительно дорожил бы.
- Личное дело — то самое, на которое я пролил кофе в день назначения в помощники детектива, — ворчливо признался Элиас. — Поверь, это пятно я ни с чем не перепутал бы, оно слишком долго преследовало меня в кошмарах. Нет, детектив жил один, и у него никогда на моей памяти не было ничего серьёзнее отношений на пару ночей. Мне даже некому позвонить, чтобы открыть официальное дело раньше срока. А человеческий пепел из отчёта уже не выкинешь! — уныло пробурчал Элиас, по-прежнему чем-то шурша, как мышь в кладовке. — И вообще, почему тебя это так заинтересовало? — спохватился он.
Пришлось честно обрисовать ситуацию с монистом — без особой, признаться, надежды на помощь. Что мог сделать помощник детектива, кроме как ещё раз прошерстить все бумаги?
Оказалось, кое-что всё-таки мог.
- Приезжай сюда, — поколебавшись, предложил он. — Твою сумку тоже нашли в Трангтао и забрали на склад вещественных доказательств. У меня не хватает полномочий, чтобы вытащить её оттуда до официального закрытия дела о язычниках, но, может быть, дежурный согласится отдать тебе гадальные кости на пару минут.
Меня подбросило на месте. Пальцы как наяву ощутили плотное плетение заветного мешочка.
- Сейчас буду! — с энтузиазмом пообещала я и отсоединилась.
Участок Департамента Охраны Правопорядка снаружи мало чем отличался от пункта предварительного задержания. Такое же кубическое здание без единого архитектурного изыска, любовно отмеченное вездесущей черной плесенью, — сначала я даже засомневалась, не перепутала ли адреса, но карта была непреклонна: условия содержания служителей закона оказались лучше разве что в плане отсутствия решеток на окнах — и то начиная со второго этажа.
Кабинет Элиаса и Чаннаронга предсказуемо располагался на первом. Из-за решетки открыть окно открывалось только на четверть, и в крохотной каморке царил сильный запах плесени и бумаг. Рабочее пространство состояло из двух конторских столов, составленных рядом так, что люди сидели за ними лицом к лицу — и боком ко входу. Я представила, каково было сидеть в этой духоте вдвоем, и, кажется, заметно побледнела, потому что Элиас поднял голову от своих записей и сочувственно поморщился:
- Да, с непривычки тяжеловато. Вытерпишь или застолбить комнату для допросов? — без особого энтузиазма предложил он: отрываться от рапорта ему явно не хотелось.
- Вытерплю, — не слишком уверенно пообещала я и прикрыла за собой дверь.
Слабый сквозняк, кое-как продувший каморку, мгновенно стих. Влажная жара стала практически невыносимой, но я здорово сомневалась, что Элиас позволил бы кому-то подсмотреть, зачем ему понадобилась пухлая женская сумка из хранилища.
Рыться в ней помощник детектива не стал — просто выставил на стол Чаннаронга, прямо поверх какой-то папки и амбарной книги с множеством закладок. Впрочем, нетронутой сумку назвать было сложно: разгул стихии и чье-то любопытство — то ли ньямарангцев из Трангтао, то ли криминалистов из департамента — оставили на ней несмываемые следы. Пузырьки в органайзере оказались перепутаны местами; я обнаружила, что флакончик с насечкой «осторожно!» досадно опустел, и злорадно усмехнулась. Вот проспит кто-то на работу — будет урок, как шарить по чужим сумочкам!
Мешочек с глифами нашелся не в том отделении, куда я его клала, но, к счастью, все фишки были на месте, хотя чья-то рука не поленилась перетряхнуть и их. Я привычно потянула за ленточку на горловине и зажмурилась.
Кем Чаннаронг мог дорожить настолько, что предпочел рискнуть собственной шеей? Вовлечен ли этот человек в заговор? Как его найти?
Первая фишка легла изображением вниз — не то скругленная запятая, не то неровная спираль, высеченная единым твердым движением рукой. Эмбрион, младенец, бесконечный цикл. Традиционно глиф трактовался в лоб — «ребенок», но детей у Чаннаронга не было.
Вторая ощерилась зарослями болотного тростника, такими густыми и частыми, что каждый ствол, казалось, был зажат между соседними — и держался скорее на них, чем на собственных корнях. Знак безоговорочной поддержки: кем бы ни был искомый человек, стремления Чаннаронга он поддерживал всецело — если вообще не сам их внушил.
Третья выпала стрелой вверх — Иб, дорога жизни, зов судьбы, — так ничего и не прояснив толком.
- Ну как? — с любопытством поинтересовался Элиас, все-таки отвлекшись от своего художественного сочинения.
Я уныло помассировала виски.
- Кажется, нынешнего владельца мониста мы уже встречали, — уныло призналась я, поворошив безучастные ко всему глифы, — во всяком случае, я. С Чаннаронгом его связывают кровные узы и общие взгляды на необходимые меры в отношении политики Ньямаранга… — я опустила взгляд на стол, но озарение меня так и не посетило.
За последние недели я видела немало ньямарангцев — но либо в Свамп Холлоу, либо в Трангтао. Едва ли детектив оставил бы кровного родственника гнить в болотистых трущобах — но с куда меньшей вероятностью он оставил бы его там с парой-тройкой килограммов золота на шее: каким бы авторитетом ни обладал колдун, как бы сильна ни была вера в жриц, на фоне всеобщего голода и повальной нищеты это однозначно равнялось смертному приговору. А в Трангтао Чаннаронга принимали в общинном доме — будь у него семья в деревне, его всенепременно затащили бы в их хижину, и все празднование бы попросту переехало вниз по улице, наверняка упростив дело с незапланированной пленницей.
