А, и еще был Туантонг Раклон, но я с трудом представляла, как можно дорожить кем-то больше собственной жизни — и при этом инсценировать самоубийство его беременной любовницы. Даже со скидкой на пунктик с чистотой крови это тянуло скорее на месть злейшему врагу, и то чересчур жестокую…
- И все? — выдержав паузу, разочарованно уточнил Элиас. — Но у Чаннаронга и правда нет детей.
Я мрачно кивнула и обличительно ткнула пальцем в глиф со спиралью:
- Тем не менее… — от резкого тычка фишка перевернулась, спрятав рисунок, и я осеклась.
- Что?.. — мгновенно насторожился Элиас.
Я постучала ногтем по безупречно гладкой обратной стороне фишки.
- Наоборот! — воодушевленно воскликнула я. — Не ребенок! Кто-то из родителей!
Правда, надолго моего энтузиазма не хватило.
Допустим, действительно кто-то из родителей. И что? Не оставил же Чаннаронг своего родителя в Свамп Холлоу! А в Трангтао, очевидно, его родни не было.
И от того, что я этого родителя где-то успела увидеть, легче не становилось. Мало ли, вдруг просто где-то на улице разминулись — и внимания друг на друга не обратили?..
Хотя тогда, наверное, глифы и не стали бы указывать на эту встречу.
- В личном деле никого из родителей нет, — задумчиво отметил Элиас — и вдруг так широко и недобро усмехнулся, что меня продрало холодком. — А ведь это все упрощает!
Я скептически изогнула бровь, и помощник детектива уставился на меня с немым укором.
- Подумай сама, — вздохнул он, — с чего бы Чаннаронгу рисковать, не сообщая о себе полную информацию в отдел кадров? Всех кандидатов проверяют от и до: у служителей закона должна быть безупречная репутация. Любое жульничество в бумагах — прямая дорога к увольнению. А уж ньямарангца, будь уверена, обследовали со всей дотошностью — в те времена, когда Чаннаронг поступал на службу, на местных в принципе смотрели косо, и отдел кадров наверняка искал хоть какую-нибудь зацепку, чтобы не принимать аборигена на работу даже в патруль. Но ничего не нашел.
- Хочешь сказать, что у родителей Чаннаронга какое-то криминальное прошлое? — нахмурилась я. — Поэтому их пришлось скрывать?
Элиас развел руками:
- Я бы вообще поставил на то, что они сами решили скрыть свое существование от департамента. У самого Чаннаронга едва ли вышло бы так гладко — он поступал на службу еще совсем безусым юнцом, где ему было водить за нос профессионалов? Но тут важнее другое. Какой родитель не только позволит своему ребенку (сколько бы лет ему ни было) ввязаться в самоубийственный заговор против короны, но еще и горячо поддержит его в этом начинании?
Психически нездоровый.
Или уверенный, что дитятко продолжает правое дело, начатое еще предками. Идейный вдохновитель, просчитавший все еще в ту пору, когда Чаннаронг только-только поступал на службу…
Что, впрочем, лишний раз подтверждает первый вариант, пришедший в голову. Станут ли нормальные родители рассказывать сыну, как правильно приносить человеческие жертвы и проводить кровавые обряды на радость целой деревне сумасшедших дикарей? Поставят ли под угрозу безопасность собственного ребенка в угоду чужим людям?..
- Кажется, я уже не горю желанием найти этого родителя, — задумчиво призналась я.
- Боюсь, тебе и не придется его искать, — хмуро отозвался Элиас. — Чаннаронг должен был вернуться из Трангтао еще вчера. Едва ли его отец или мать до сих пор не выяснили, что произошло, — а если и не выяснили, то все их сомнения наверняка развеет один визит в Трангтао. И едва ли жители деревушки не укажут на тебя.
Я прикрыла глаза.
Прекрасно. Еще один безумный колдун — или ведьма — на мою голову, только на сей раз — с монистом и неизвестными техниками зачарования, унаследованными от кровавых жриц-коломче. Что может быть лучше?
- У меня недостаточно полномочий, чтобы приставить к тебе круглосуточную охрану, — помолчав, признался Элиас. — Так что с твоей стороны было бы чрезвычайно благоразумно сейчас улизнуть через черный ход, прокрасться обратно в Кроуфорд-холл и не отсвечивать, пока этот зловещий родитель сам себя не выдаст. Подожди пару минут, пока я не пригоню машину со стоянки, и выходи из кабинета. Запасной выход в конце коридора, я шепну дежурному, чтобы тебя выпустили. Только сумку здесь оставь!
Я растерянно кивнула, и он ушел, плотно прикрыв за собой дверь. Поднявшийся было сквозняк быстро улегся, не принеся никакого облегчения: с улицы сильно пахло выхлопными газами и раскаленным асфальтом. Жирную мушку, увивавшуюся вокруг приоткрытого окна, вдруг схватила на лету огромная летучая лисица, но я отчего-то даже не удивилась — ни ее появлению в городе, ни тому, как она сноровисто протиснулась за решетку и повисла на деревянном карнизе, скромно прикрывшись кожистыми крыльями.
Только безразлично отложила гадальные фишки, поднялась на ноги — они ощущались, словно ватные, и будто бы повиновались вовсе не мне — и уверенно пошла по коридору к главному входу, оставив дверь кабинета нараспашку.
Дежурный офицер, ничуть не удивившись краткости моего визита (видимо, нежно и преданно Элиаса Хайнса любили разве что в Мангроув-парке), коротко черканул что-то в журнале регистрации посетителей и отвернулся, гипнотизируя взглядом спрятанную под стойкой газету. Я прошла мимо, вежливо посоветовав обратить внимание на заметку на третьей странице, которую, кажется, в глаза не видела.
Солнце давно село, но снаружи по-прежнему царила оглушающая предгрозовая жара. Пожалуй, я предпочла бы переждать эту ночь где-нибудь под крышей, но непослушные ноги влекли меня вниз по узкой улочке, прочь от оживленного центра города. Власть фонарей заканчивалась в паре кварталов от участка; новенькие многоэтажные дома постепенно сменялись узкими колониальными постройками со скупо освещенными окнами и черными отметинами плесени под балконами. Я отстраненно наблюдала за сменой декораций, не останавливаясь ни на секунду.
Жилые кварталы постепенно утонули в густой зелени. Неухоженная обочина ложилась под ноги слежавшейся от постоянной сырости пылью; в воздухе остро запахло солью, машинным маслом и гарью, и я словно очнулась ото сна.
Лонгтаун остался позади. Из-за придорожных зарослей показались стройные ряды морских контейнеров, огороженных высоким сетчатым забором. За ними не было видно ни кораблей, ни большой воды, но сомнений не оставалось: я пересекла весь город пешком и вышла к открытому грузовому складу возле западного порта — одно это должно было заставить меня остановиться и дать отдых ноющим от долгой ходьбы ногам.
Но не заставило.
Я по-прежнему шагала вперед, словно телом управлял кто-то другой. Кто-то, кто знал, что в сетке ограждения есть солидная дыра, прикрытая с одной стороны пушистой зеленью, а с другой — разъеденным ржавчиной контейнером, который, кажется, не двигали с места уже несколько лет — и теперь едва ли рискнут вообще. Я пролезла на территорию склада, с треском порвав ткань юбки о торчащие обломки проволоки, и направилась вглубь, в самый старый и почти заброшенный угол, к которому так и не подвели ни рельсы, ни крановые пути.
