- Поверь мне, — сдержанно хихикнула Линдсей, — если Джейден нашел себе подходящую натурщицу, ее не спасут ни разногласия, ни плохие снимки. Он очень упрямый и всегда найдет подход.
Этого я и опасалась.
И на это я и надеялась — хотя определенно не следовало.
- В этот раз все несколько сложнее, — призналась я.
Мужчины в отношении ведьм всегда были куда более твердолобыми, нежели женщины. А уж если учесть, что я не придумала ничего умнее, кроме как продемонстрировать свою силу наглядно, на личном примере, то логично было бы ожидать, что Джейден уйдет в глухое отрицание и оборвет все контакты.
Впрочем, его желание подвезти меня до Мангроув-парка в эту логику уже не укладывалось…
- Без сложностей любые задачи рано или поздно становятся рутинными и неинтересными, — многомудро заметила Линдсей и соскочила с постели. — А с разногласиями Джейден работает на удивление хорошо. Думаю, вы найдете компромисс, который устроит обоих. Не расстраивайся.
- И не собиралась, — заверила я, с напускным равнодушием пожав плечами. — Какое платье подготовить?
- Фисташковое, с рукавом на три четверти, — подумав, отозвалась Линдсей и привычно исчезла за дверью уборной, не дожидаясь помощи.
Я дождалась, пока не щелкнул замок, и только тогда вернулась к незастеленной кровати.
Ловец снов над балдахином заискивающе поблескивал синим стеклярусом на солнечном свету. Нити «паутинки» за ночь высохли окончательно, приняв благородный темно-янтарный оттенок, и на их фоне тонкая птичья косточка, запутавшаяся в переплетении нитей, особенно бросалась в глаза. Я вынула ее со всей осторожностью, но, стоило ей оказаться в моих руках, как косточка рассыпалась прахом, оставив после себя острый запах гниения.
Кошмары Линдсей оказались насланными. Нарит была не единственной неучтенной ведьмой в окрестностях.
А главное — почему птичья кость?
До сих пор я была единственной ведьмой, которая насылала чары смертью, разложением и костями. Причем маму это сильно беспокоило поначалу, но никаких толковых объяснений от нее я не добилась. Кое-как выяснила, что ее опасения родом из тех времен, когда меня еще и в проекте не было: что-то нехорошее случилось с ее тогдашним фамилиаром, смешливой мангровой альционой, — то ли она попалась какому-то сумасшедшему колдуну, то ли ее сохранность едва не стоила жизни Сирилу (который как раз был в проекте, то есть досталось, скорее, его матери, блистательной певице, знаменитой на всю империю). Вспоминать об этом не хотел никто: мама болезненно морщилась и отшучивалась, папа становился невыносимо вежлив, а несравненная Ламаи Кантуэлл замыкалась в себе — и поднять ей настроение мог разве что дядя Кристиан, ее муж.
Когда я вступила в пору и стало ясно, что все мои таланты вращаются вокруг разнообразных средств для помутнения рассудка, на семейном совете среди женщин рода Блайт даже подняли вопрос о том, чтобы лишить меня дара. Ни одна ведьма не покусится на чужую волю, не поработит чье-то сознание: все наше ремесло — игра на чужих слабостях. Стоит заколдованному человеку действительно захотеть — и спадут любые, даже самые сильные, самые искусные и отчаянные чары. Потому-то, вероятно, Джейден и проснулся раньше времени тогда, в хижине Нарит: ему было слишком любопытно, что происходит…
Именно то, что, несмотря на все мои особенности, в вопросах чар я действовала по классической схеме, и уберегло меня в юности. Прабабушке хватило мудрости и куража позволить мне попробовать себя в семейном ремесле, а нехитрые наблюдения наглядно продемонстрировали, что ведьма из меня, может быть, весьма специфическая, но все же вполне укладывающаяся в рамки профессиональной этики.
Я здорово сомневалась, что неизвестная ведьма, наславшая кошмары на Линдсей, беспокоилась из-за подобных вопросов. Больше походило на то, что кто-то хотел с гарантией подкосить наиболее влиятельные вайтонские семьи Ньямаранга, ударив по самому больному месту: по их наследникам.
По детям.
Что хуже, если бы мне, скажем, вдруг понадобилось наслать какой-нибудь сон, в ловце оказалась бы не кость, а комочек серой кошачьей шерсти. Отделенный от меня дар всегда принимал одну и ту же форму, маскируясь под фамилиара.
Но фамилиаром может быть только живое существо. Чтобы из него кости сыпались — про такое я еще не слышала.
С другой стороны, что я знала о ведьминских традициях Ньямаранга? Женщины из семьи Блайт фактически создали образ ведьмы в головах вайтонцев. Никакие другие туда не допускались: если кто-то из мастериц переступал черту, с ней разговор был весьма короток.
На ведьм Ньямаранга влияния не было ни у кого. Едва ли они сами осознавали, что за дар им достался, — ньямарангцы слишком боялись потустороннего и необъяснимого, чтобы где-то успела сформироваться семейная династия со своими обычаями, ограничениями и секретами мастерства.
Что, впрочем, не спасало от гениальных самоучек.
- Что-то случилось? — настороженно спросила Линдсей, выглянув из душевой. — Ты побледнела.
Я покачала головой и вытряхнула птичий прах в распахнутое окно.
Единственный человек, который действительно разбирался в суевериях простых ньямарангцев, ошивался где-то рядом со смертью, скрываясь по приказу Короны, и мне было запрещено его разыскивать. Это было ужасно некстати. Кто еще мог порасспрашивать аборигенов про колдовство на костях так, чтобы не оказаться посреди Свамп Холлоу с заточкой в печени?
Самое смешное, что я, кажется, уже знала. Но легче от этого не становилось.
События развивались в полнейшем соответствии с законом подлости. Леди Изабель весь завтрак просидела, как кошка в засаде у мышиной норки, но Линдсей предпочитала всячески увиливать от прямых ответов и к себе поднялась выжатая и обессилевшая, словно мышь, чудом ускользнувшая от погони. Затянувшееся противостояние с матерью стоило ей остатков душевного равновесия, и на бумаги от Элиаса Линдсей смотрела без особого энтузиазма, но все же — вот оно где, аристократическое воспитание! — пересилила себя и велела подать документы в кабинет.
Я протащила туда контрабандой еще и какао со льдом, но ситуации оно не исправило.
Вдобавок в биографии Нарит не нашлось ничего такого, за что можно было бы зацепиться и отложить назревающий разговор с Джейденом.
Пророчица оказалась ровесницей Сирила (выглядела она малость старше — должно быть, ориум не прошел для нее даром), но на этом неожиданности заканчивались. Своего отца она не знала; ее мать клялась, что тот был вайтонцем, пропавшим без вести спустя пару месяцев после знакомства, но доказать ничего не могла. К записи о Файлин Аволокорн прилагался черно-белый снимок весьма фривольного толка, мигом объяснивший, почему никто и не пытался организовать поиски счастливого папаши: на фотографии по-ньямарангски тонкая девушка со сложной прической, украшенной франжипани, кокетливо улыбалась и прикрывала обнаженную грудь цветочной гирляндой. На заднем плане виднелся старый дом, типичный для ранних колониальных построек, — узкий, трехэтажный, с балкончиками на двух верхних этажах, с которых зазывно махали руками другие красавицы, одетые ничуть не скромнее, чем первая леди борделя. «Лелаваади», — гласила крупная вывеска над входом.
