Я дважды нажала на рычаг и положила трубку рядом с аппаратом.
Колдун, очевидно, имел доступ к последним слухам и из Кроуфорд-холла, и из Мангроув-парка, и из Свамп Холлоу. К сожалению, это ничуть не сужало круг поисков.
Об увлечении Саффрон Натаном Райтом не болтал только ленивый. О том, что Линдсей страдает ночными кошмарами, знал всякий, кто хоть раз просыпался от ее криков, — а это включает в себя и домочадцев, и прислугу, и даже гостей губернатора, который отнюдь не славился отшельническим нравом. А в Свамп Холлоу в принципе не было закрытых дверей.
Но это все-таки был ньямарангец, и его присутствие не вызывало вопросов ни в одном из домов. Много ли таких я знала?
В Мангроув-парке все слуги были вайтонцами. В Кроуфорд-холле придерживались более прогрессивных взглядов: ньямарангцы затесались и среди персонала, и среди гостей. В Свамп Холлоу чужаков не терпели в принципе, но представить посреди тамошних болот кого-то из высокопоставленных гостей «костяного короля» я тоже не могла. Озлобленные из-за нищеты и отчаяния люди не испытывали особого удовольствия от лицезрения «чистой» публики вне зависимости от национальной принадлежности последней. Может быть, я еще поставила бы на управляющего Кроуфорд-холла, но призрак Нарит на счет Туантонга Раклона был весьма однозначен: он ни при чем.
Значит, слуга? Или вовсе кто-то со стороны, но вхожий и в вайтонские особняки, и в ньямарангские хижины бедняков?
Мысль упорно пробуксовывала, и в закуток для слуг я зашла, погруженная в раздумья, как мушка в янтарь, — а потому не сразу обратила внимание на напряженную обстановку за господским столом. Нет, светская беседа велась в полном соответствии с требованиями этикета: нейтрально, вежливо, понемногу затрагивая всех и каждого за столом, но при этом позволяя и отвлечься, дабы воздать должное мастерству кухарки.
Но Джейден паузами не пользовался. Он сидел прямо, словно штык проглотил, участвовал в беседе ровно столько, сколько было необходимо, чтобы не показаться невежливым, и явно с нетерпением ждал, когда же можно будет выйти из-за стола, не оскорбив хозяев.
Хозяева вечера были достаточно проницательны, чтобы оскорбиться заранее, но воспитание не позволяло им сделать гостю замечание открыто. А завуалированные намеки Джейден пропускал мимо ушей — то ли нарочно, то ли просто не понимал, что это были именно они. Леди Изабель постепенно закипала, и все попытки Линдсей перевести тему разговора неизменно проваливались, угнетенные предгрозовым молчанием хозяйки дома, — пока положение не спас Бенджамин Эванс, внезапно решивший (от отчаяния, видимо) обсудить фаворитов на завтрашних скачках.
Ни одного из фаворитов Джейден, очевидно, не знал, но сама идея заставила его встрепенуться и наконец-то поднять глаза от нетронутой тарелки.
- Скачки? Завтра? — скептически уточнил он. — Разве завтра не самый короткий день в году? Лошади ведь не побегут по темноте!
- Зато люди и в темноте превосходно проведут всю подготовку, а сам забег пройдет на рассвете, пока нет жары, — с облегчением отозвался лорд Эванс, обрадовавшись, что наконец-то сумел втянуть потенциального зятя в разговор. — Солнце все равно встанет ближе к середине дня, публика успеет проснуться и собраться. К слову, Каллум выставляет на скачки своего Шафрана.
- Каллум? — леди Изабель так удивилась, что забыла о своей роли закипающего чайника. — Сам Каллум Кроуфорд, не Сибилла?
Лорд Эванс кивнул, не сдержав широкой улыбки.
- Кажется, ему лучше. По крайней мере, он впервые сделал что-то по своей инициативе после смерти Саффрон.
По всем правилам этикета после упоминания столь трагического события должна была воцариться недолгая тишина в честь погибшей. Но Джейден, разумеется, плевать хотел на этикет.
- Как раз после того, как он получил выговор от Сибиллы за кошачью шерсть на брюках…
Я скромно потупилась, хотя Джейден этого видеть не мог.
- Что, прости? — моментально насторожилась леди Изабель, но Линдсей предпочла поскорее перехватить инициативу в разговоре:
- Мы должны пойти на скачки, — безапелляционно заявила она, не дав Джейдену и слова вставить, — и поддержать его. Кто знает, может быть, немного дружеского участия — это именно то, чего ему не хватает для скорейшего выздоровления?
- Может быть, — вынужденно согласилась леди Изабель и покосилась на закуток для слуг.
- Пожалуй, — тут же поддакнул лорд Эванс. — Что скажешь, Джейден? Твоя поддержка тоже важна для старика.
Скульптор снова уставился в тарелку — с таким отчаянием и надеждой, словно до сих пор правильные реплики для разговора он брал оттуда.
- Да, разумеется, — уныло пробурчал он и, не выдержав, поднялся. — Прошу прощения, я должен отлучиться.
Это этикет еще допускал: если человек за столом только и делал, что ерзал и страдал, он мог покинуть компанию, дабы посетить определенные удобства. Не слишком вежливо, но приемлемо в тесном семейном кругу.
Джейдену все сошло бы с рук, если бы он не пошел прямой наводкой в закуток для слуг.
— Что ты творишь?! — прошипела я, когда он ввалился в душную комнатушку, где, помимо меня, теснилось еще человек пять прислуги, без которых никак не мог обойтись ужин в приличной семье.
Джейден проигнорировал мое возмущение точно так же, как все туманные намеки леди Изабель. И вдобавок заулыбался — с каким-то затаенным облегчением, словно опасался, что я вовсе не стану с ним разговаривать.
По-хорошему, именно так и следовало поступить, но, кажется, в этом противостоянии характеров я проиграла заранее.
- На пару слов, — сказал он и так ловко перехватил мою руку, что со стороны, наверное, казалось, будто я сама положила кисть ему на локоть.
Выскакивать из закутка для слуг на черную лестницу господам тоже возбранялось. Джейден плевать хотел и на это тоже — и протащил меня мимо шокированных горничных и неодобрительно поджавшего губы младшего лакея прямиком к служебке мистера Хантингтона: дворецкий дежурил в столовой на случай, если хозяевам что-то понадобится, и его кабинет предсказуемо пустовал.
- Постой, я хотя бы попрошу миссис Уайтглоу подать сюда чай и сэндвичи, — обреченно пробормотала я и дернулась обратно, в узкий коридор служебного этажа.
Не тут-то было: увлеченный Джейден и не заметил моей попытки высвободить руку.
- Смотри!
Я глубоко вздохнула, собирая воедино скудные запасы смирения, и покорно взяла тяжелый вощеный конверт. Внутри оказались фотографии. Голова странно полегчала и закружилась, и первые секунды я смотрела на них, не до конца осознавая, что именно вижу.
Женщина на снимках на меня не походила ни капли. Она вообще ни на кого не походила.
И ни на одном из снимков не была одна.
Чьи-то полупрозрачные пальцы хватались за запястья, кто-то выглядывал из-за плеча, какая-то болезненно истонченная девочка уворачивалась от вытянутого вверх ритуального ножа; незнакомый мужчина, до странности похожий на Сирила, один в один повторял позу, отчасти сливаясь — и оттого почти теряясь в общем водовороте мазков. Женщина на снимке была почти раздета — и вместе с тем так укутана в чужие призрачные тела, что едва угадывалась за ними. Наверное, она и вовсе не была бы видна, если бы не светилась изнутри, словно где-то под разгоряченной кожей зажглись золотисто-рыжие фонарики.
