Я широко улыбнулась.
— Удрать в Уфу — и наглядно продемонстрировать охотнику, где можно наловить навок, когда московские кончатся? Обойдется. Теперь я, по крайней мере, знаю, в какую сторону копать, так что… — я собралась с силами и подняла голову. — М-м… три литра мертвой воды в неделю за услуги телохранителя, пока я ищу доказательства злого умысла. Их можно будет представить в Курултае Нави в Уфе, а он уже сформирует ноту протеста и заставит шевелиться Московский совет.
Итан не двигался, и в его взгляде было что-то обреченное.
— Не надо.
Я вскинулась:
— А что ты предлагаешь? Позволить какой-то ведьме изводить нас? Любую утопленницу, слишком часто выпускающую навь в явь, рано или поздно ждет вечный непокой. Без надежды на мирный сон или хотя бы месть за свою смерть. И если ты думаешь, что я опущу руки, потому что боюсь какого-то… — я запнулась, не подобрав подходящего определения, и Итан воспользовался образовавшейся паузой:
— Платы не надо.
Я заторможенно моргнула. Его моя растерянность, кажется, изрядно позабавила — Итан криво усмехнулся и наконец-то отлип от моего стола.
— Во-первых, предположения — это прекрасно, но еще не гарантия того, что к берегине приходила именно та ведьма, которая клепает гомункулов для завода, — рассудительно заметил Итан. — Во-вторых, охотник может работать и сам по себе. В-третьих… — он тоже запнулся и метнул взгляд в сторону, словно вдруг пожалел, что вообще завел речь об этом «в-третьих», но все-таки хрипло сознался: — Я так или иначе не позволю причинить тебе вред.
Я заставила себя приподнять уголки губ в отработанной инстаграмной улыбке. Искренности в ней было не больше, чем в усмешке Итана.
— Все еще рассчитываешь заполучить ванну мертвой воды?
— Да причем здесь… — он осекся, глухо выругался — и вдруг шагнул ко мне.
А я сделала, пожалуй, самую большую дурость за день — недоверчиво запрокинула голову, не отрывая от него взгляда.
Кресло жалобно скрипнуло и пошатнулось. Задерживаться в нем мы благоразумно не стали.
— Там что-то хрустнуло, когда ты… — я густо покраснела и не закончила мысль.
Итан скосил на меня взгляд и ухмыльнулся, но все-таки сел и отогнул край матраса. Я залюбовалась игрой мышц на обнаженной спине и лениво потянулась, чувствуя себя довольной отъевшейся кошкой, — а потому пропустила момент, когда Итан начал давиться смехом.
— Что там? — насторожилась я и тоже села, перегибаясь через приподнятый угол матраса.
Итан не выдержал и расхохотался в голос. Угол матраса выскользнул из его рук, благополучно скрывая надломленную опорную планку в каркасе кровати. Я осталась сидеть, горестно сгорбившись.
— Сожрал половину моей пиццы, — принялась перечислять я, загибая пальцы, — расшатал мое кресло, надругался над честной девушкой…
— А не наоборот ли было? Я вообще-то собирался просто тебя поцеловать! — праведно возмутился Итан.
Но меня не так-то просто было сбить с пути перекладывания ответственности на широкие мужские плечи.
— …так еще и кровать сломал! — не обращая внимания на его ремарку, закончила я и назидательно предъявила получившуюся дулю. — А она, между прочим, хозяйская!
Вместо ответа Итан повалил меня спиной вниз на смятое покрывало и вдумчиво вычертил дорожку поцелуев от горла (явно прикинув, не проще ли будет его перегрызть) к груди (капитально от своих размышлений отвлекшись). Я выгнулась, запрокидывая голову, чтобы ему было удобнее, и с наслаждением запустила пальцы в его волосы.
— Не дай бог Инна прознает, — выдохнула я и прикусила губу, подавив довольный стон: Итан на моральные терзания не отвлекался ни на секунду и, кажется, был готов абсолютно на все, лишь бы я заткнулась и последовала хорошему примеру.
Кровать хрустнула в другом месте. Мы опасливо замерли, ожидая продолжения, но в квартирке воцарилась зловещая тишина, нарушаемая только сбившимся дыханием. Ненадолго: Итан все-таки прыснул мне в живот, и кровать отозвалась на его хохот таким ритмичным скрипом, словно он все-таки пошел на второй заход.
— Если ты рассчитываешь остаться на ночь, то спать будешь на придверном коврике, — предупредила я.
Смех оборвался.
— Если за мной действительно следят, то в твоих же интересах выставить меня как можно скорее, — глухо пробормотал Итан и стиснул мою талию, прижавшись щекой к животу. — Во всей этой истории явно не обошлось без Инны. Первой пропажи навок должна была заметить именно она — потому как собрания по пятницам проводит старшая. Но Инна и в ус не дула все эти полгода, хотя всем тем семерым навкам, что я привел к ней, было дозволено остаться.
— А зачем тебе была нужна живая вода? — спохватилась я.
Итан приподнял голову и широко ухмыльнулся.
— Чтобы Инна не задумывалась о мертвой и не запрещала давать в качестве расплаты ее.
Я почувствовала себя такой уязвленной, словно эти полгода за нос водили меня, но смолчала. Во-первых, какое мне дело, в каких отношениях Итан состоял с шестью моими предшественницами? А во-вторых… держу пари, уж им-то хватило мозгов держаться подальше от чужого меченого. Это меня вечно тянет на мужчин, с которыми точно ничего не выйдет.
— Даже если она никак не замешана, — вздохнула я, перебирая его волосы, — стоит кому-то прознать, что ты задержался у меня дольше, чем необходимо для обмена новостями, Инна прикажет мне убираться с Соколиной Горы.
— А ты намерена остаться? — нахмурился Итан, приподняв голову. — Не то чтобы мне не греет душу эта мысль, но охотник никуда не делся. А делать вид, что нас ничего не связывает, поздновато.
Прозвучало слишком двусмысленно, чтобы я не насторожилась.
— Итан, чужой русалочий муж — табу. Если Инна прикажет мне убираться, ее поддержат все, — я приподнялась на локтях, в кои-то веки глядя на Итана сверху вниз. — Абсолютно все, понимаешь? Даже мои сестры.
— Я русалочий вдовец. — Итан сощурился, и не подумав выпустить мою талию. — И ты обещала мне помочь свести метку.
— И после того, как ты ее сведешь, ты волен спать хоть со мной, с Инной, хоть с живой девушкой, как обычно делают все нормальные люди, — серьезно кивнула я.
— Но ты хочешь, чтобы я пообещал тебе, что до тех пор это не повторится, — противно растягивая гласные, подхватил Итан, — потому что сама ты за себя не поручишься.
Неизвестно, куда в итоге привел бы нас этот разговор — мне уже не нравилось, к чему он шел, — но тут из прихожей раздался надрывный гитарный запил. Он изначально был, прямо скажем, не слишком гармоничен и приятен уху, а уж хилый динамик китайской «лопаты», оставшейся в кармане куртки Итана, и вовсе превратил мелодию в предсмертный визг, исполненный страданий.
Я дернулась от неожиданности. А Итан, зараза, лениво повернул голову и только потом, досадливо вздохнув, отлепился от моей талии. Я честно постаралась не слишком откровенно пожирать его глазами, но не преуспела.
