Тут я встала, как вкопанная, в изумлении моргая. Прямо напротив на стене висело три моих картины. Я быстро вспомнила, как с полгода назад продала их на стоке какому-то мутному пареньку. Деньги он, кстати, предложил хорошие, но я никак не думала, что мои картины будут висеть в каком-то арт-музее.
— Удивлена? — усмехнулся Ярослав, подталкивая меня ближе к картинам.
Под ними были приписки: инициалы художника, то есть меня, и названия картин.
— Офигеть, — пришлось мне признать, — я, оказывается, звезда.
— А знаешь, кто у нас руководит всем этим музеем?
— Кто?
— Точнее руководил. Матвеев Георгий Олегович.
Я перевела на Ярослава изумленный взгляд. Наверное, выглядела забавно, но он только улыбнулся, вздергивая брови, что, видимо, означало: да, вот так.
— Офигеть, — высказалась я снова.
— Вижу, ты потеряла дар речи.
— Не знала, что Матвеев увлекается искусством.
— Серьезно? А он, знаешь ли, очень даже. Угадай, какая у него кличка была в местных кругах?
— У него еще и кличка была? Что у вас там за круги такие?
Петренко усмехнулся.
— Присоединяйся, расскажу.
— Да я лучше в сторонке постою. Ну и какая у Матвеева была кличка?
— Ван Гог.
— Смешно, — оценила я юмор, — потому что он типа Гога?
— Вроде того. Гога, и любит Ван Гога.
Я хмыкнула, хотя сама задумалась. Еще одна ниточка, протянувшаяся вдруг между мной и Матвеевым, настораживала. Все больше казалось, что мои нелепые поначалу мысли о Вене в реальности и впрямь что-то под собой имеют. Только вот что? И при чем тут собственно я? Я ведь толком ничего и не знаю.
Интересно, а Ярослав расспрашивал меня о моей поездке в Вену, тоже заметив эту странную связь? Я подозрительно на него покосилась. Он может знать, куда больше, чем говорит. И наверняка знает. Только вот выпытать из него точно ничего не получится, не тот тип человека.
— Что ты так на меня смотришь? — вздернул бровь Петренко, я махнула рукой.
Немного пройдясь по музею, мы вышли на улицу, я направилась к машине, а Ярослав схватил меня за руку.
Положил ее себе на локоть, с улыбкой сказав:
— Давай-ка прогуляемся.
Я осмотрелась с недоумением.
— Ну вы и место выбрали для променада, Ярослав Александрович.
— Вы, Катерина Михайловна, любое место делаете прекрасным.
Я только снова закатила глаза. Мы перешли дорогу по пешеходному переходу и направились в глубь парка по асфальтированной дорожке. В такое время тут никого не наблюдалось, ну и тем более с этой заводской стороны. Может, с другой народ и есть. Кроны деревьев сразу окутали нас полутьмой, а по сторонам и вовсе было черно, только темные силуэты стволов проступали.
— Сознайтесь, вы маньяк? — хихикнула я немного нервно.
— Еще какой, — согласился он.
— Ого, а вы меня сначала изнасилуете, а потом придушите? Или наоборот?
Петренко хмыкнул.
— А тебе какой вариант больше нравится?
Ответить я не успела, потому что в следующее мгновение мужчина дернул меня вправо и резко потащил между деревьев. Тут я запаниковала по-настоящему. В конце концов, то, что он с виду нормальный мужик и важный член нашего общества, ничего не значит. Извращенцем, по крайней мере, это ему быть не мешает. Петренко так уверенно и быстро тащил меня, что я только охала, натыкаясь на ветки лицом и пытаясь прикрыться от них рукой.
Остановившись возле широкого дуба, Ярослав прижал меня к нему спиной, а сам прижался ко мне, закрывая ладонью мой рот.
— Я уберу ладонь, — прошептал мне на ухо, обдавая шею горячим дыханием, — а ты не вздумай орать. Поняла?
Я на всякий случай кивнула. Ладонь он и правда, убрал, а я тут же прошептала:
— Вы какого черта творите?
— Хочу кое-что проверить, — и приложил палец к моему рту, как бы призывая к молчанию.
Я замолчала, но палец он не убрал, провел им по моей нижней губе, я, тяжело выдохнув, сглотнула, губы разомкнулись как будто сами собой, а внизу живота тут же начал скручиваться узел. Чертова извращенка ты, Авдеева.
И тут я совершенно четко услышала шаги, в тишине парка они доносились до нас даже с асфальтированной дорожки. Я расширила глаза, пытаясь понять, что происходит, и услышала тихий мужской голос с дороги:
— Ты видел, куда они делись?
— Нет, — ответил второй, — шли по дороге, а потом раз, и нет. Видел только, что вправо ушли.
Первый выругался.
— Что будем делать? — задал после вопрос.
Ответить ему не успели, я услышала еще приближающиеся шаги, а потом и вовсе кто-то сорвался на бег.
— Что происходит? — спросила тихо.
— Показалось, за нами топают какие-то ребятишки, хочу проверить, — ответил Ярослав все так же мне на ухо.
— Заманили их в ловушку, используя меня как наживку? — проявила я сообразительность.
— Точно, — прошептал он, а потом легонько прикусил меня за мочку.
В то же мгновенье мне стало не до отморозков, и вообще не до ситуации, потому что такого я не ожидала. Вцепилась пальцами в его рубашку в районе плеч и нашла в себе силы прошептать:
— Это против правил.
— А я вообще весь такой, неправильный, — хмыкнул он, — но девочкам такие ведь нравятся, правда?
— Я вышла из нежного девичьего возраста, Ярослав Александрович, — прошептала в ответ.
— Знаешь, мне уже даже нравится, когда ты зовешь меня по имени-отчеству. Из твоих губ это звучит возбуждающе.
Я усмехнулась.
— Я вроде бы уже говорила: не на что рассчитывать.
Ярослав вдруг резко схватил меня за бедро и поднял ногу, вжимаясь в мое тело. Я охнула, сильнее цепляясь за его плечи. Ну как охнула… Скорее, простонала.
— Девушки переменчивые создания, — усмехнулся он мне в шею, отчего по коже побежали мурашки.
Так, кажется, мое тело отказывается меня слушаться. По крайней мере, нижняя его часть. Пока верхняя еще что-то соображает, надо прекратить это безобразие.
— Как там наши преследователи? — поинтересовалась, максимально отстраняясь, то есть вжимаясь в ствол дерева позади.
Жесткая кора неприятно царапнула кожу под платьем, зато Петренко оказался по крайней мере на расстоянии больше двух сантиметров. Поглазев пару секунд, сделал шаг назад, а я сразу задышала спасительным воздухом, которого была лишена, будучи прижатой к телу мужчины.
— Пойдем посмотрим, — нашел мою руку и потащил обратно к дорожке, на ходу вытаскивая телефон. А я вдруг подумала: не за тем ли он попросил перед музеем выключить звук, что уже тогда подумал об этой ловле? Ох, не прост он, далеко не прост.
