Немцы боялись невероятной способности большевиков разлагать армии и государства. Уже на первом этапе переговоров Гофман решительно выступил против братаний
[60]. Русскую армию уже полностью разложили, а вдруг братание, не дай бог, разложит немецкую. Немцам, вложившим большие средства в победу большевиков, пришлось убедиться, что большевики относились к ним так же, как к Антанте, и мечтали о немецкой революции, на разжигание которой не жалели ни денег, ни усилий. 27.12.1917 (09.01.1918) переговоры возобновились. Во главе российской делегации стал Троцкий. В первый же день генерал Гофман, еле сдерживая ярость, заявил: «Передо мной здесь лежит целый ряд телеграмм и воззваний, подписанных господами представителями русского правительства и русского командования, в которых частью поносится бранью германская армия и германское верховное командование, частью же содержатся воззвания революционного характера, обращенные к нашим войскам. Эти радиотелеграммы и воззвания, без всякого сомнения, противоречат духу заключенного между обеими армиями перемирия. От имени германского верховного командования я самым решительным образом протестую, как против формы, так и против содержания этих телеграмм и воззваний»
[61]. Но пропаганда усиливалась, при этом большевики совершенно спокойно, как тогда, когда брали деньги у немцев на революционную пропаганду в России, теперь получали значительные суммы от американцев на ведение антивоенной пропаганды в Германии. Средства были предоставлены Р. Робинсом – главой американской миссии Красного Креста в России и Э. Сиссоном – представителем Комитета общественной информации в России. Для ведения пропаганды в Германии и Австро-Венгрии при Наркомате иностранных дел был создан специальный отдел, возглавлявшийся одним из самых талантливых большевистских публицистов К. Б. Радеком. Большевики решили в ответ на откровенно грабительский характер германских требований усилить пропаганду. В Берлин потоком шли прокламации с призывами к восстанию, убийству офицеров и императора Вильгельма. С большевиками становилось все труднее. 8 января 1918 г., в начале нового раунда переговоров в Брест прибыла советская делегация. Радек, новый член делегации, швырнул из окна останавливающегося поезда пачку прокламаций в немецких солдат на перроне.
Финал брестских переговоров известен. Сила была на стороне Германии. На короткий период времени план немецкого генштаба блестяще сработал. Россия теряла Царство Польское, Украину, Финляндию, Эстляндию, Лифляндию. Но надежды Германии на победу оказались тщетными. Войска, переброшенные на Западный фронт, сражались неохотно. Немецкие генералы не узнавали своих солдат. Посольство РСФСР в Берлине превратилось в центр революционной пропаганды. Немцы по достоинству оценили действия большевиков. В октябре 1919 г., когда катастрофа на Западном фронте была неминуема, заместитель министра иностранных дел Германии фон Кригге умолял советского посла Иоффе: «Сделайте на Западном фронте то же самое, что вы сделали на Восточном, то есть разложите фронт. Сумму мы не называем. Любые миллионы или даже больше получите. Дадим столько, сколько скажете»
[62]. Но было уже слишком поздно. Никакая большевистская пропаганда не могла спасти Германию. Да и сами большевики были абсолютно в этом не заинтересованы. Разгром Германии дал возможность ликвидировать Брестский мир.
Четко выраженное желание немцев навязать России чудовищные условия мирного договора, наступление немецких войск после отказа его подписать, капитуляция 3 марта в Бресте показали большевистским руководителям, что в крайнем случае надо попытаться оказать сопротивление. Особую ненависть к немцам испытывал глава делегации на переговорах Троцкий. Полуофициальный британский представитель в России Р. Локкарт писал в дневнике 15 февраля 1918 г., сразу же после разговора с Троцким: «Имел двухчасовой разговор с Л. Д. Т. (Львом Давыдовичем Троцким). Его озлобление против Германии показалось мне вполне честным и искренним <…>. Он оскорблен в своем достоинстве. Он полон воинственного возмущения против немцев за унижение, которому они подвергли его в Бресте»
[63]. Учитывая всеобщее недовольство в стране, в том числе в правящих партиях большевиков и левых эсеров, французский посол Ж. Нуланс, несмотря на свое непримиримое отношение к большевикам, в конце января 1918 г., после срыва переговоров предложил советскому правительству помощь союзников в случае отказа от подписания сепаратного мирного договора с Германией.
Но, несмотря на то что 7-й съезд РКП(б) 14 марта 1918 г. ратифицировал мирный договор, Германия захватывала все новые территории России. Ряду большевистских лидеров война казалась неминуемой, и, несмотря на отсутствие каких-либо положительных результатов, они обращались к союзникам за военной помощью. 21 марта Троцкий отправил во французскую военную миссию официальное послание: «Имею честь просить от имени Совета народных комиссаров технического сотрудничества французской военной миссии в реорганизации армии предпринимаемой правительством». Он просил союзников прислать несколько сот французских армейских и столько же британских морских офицеров для организации Красной армии
[64]. Большевики настолько отчаянно нуждались в военных специалистах, что готовы были поставить формирующуюся Красную армию под командование иностранных офицеров. По счастливому стечению обстоятельств этих офицеров не нужно было отзывать из фронтовых частей и отправлять в Россию. В марте в Москву прибыла большая французская военная миссия во главе с генералом Бертелло из Румынии, где она занималась реорганизацией румынской армии. Совещание военных представителей стран Антанты в Москве предложило Троцкому воспользоваться услугами этой миссии, но посол Нуланс был настроен категорически против оказания какой-либо помощи большевикам. Миссии было приказано немедленно возвращаться во Францию.
Но практические вопросы борьбы с расширяющейся немецкой агрессией вынуждали большевиков и союзников действовать совместно. Особенно тревожная ситуация сложилась в Финляндии, где белофинны при поддержке высадившихся германских войск одержали победу в гражданской войне. Союзники боялись захвата немцами и финнами Мурманска и Архангельска. Поэтому в этих районах они пошли на сотрудничество с большевиками. 1 марта 1918 г. руководители Мурманского совета направили тревожное послание в Совнарком, где сообщали о возможном наступлении немцев и финнов на Русский Север. Никаких реальных сил не было. Красная армия в Мурманске насчитывала 100 штыков и немногочисленную дорожную охрану
[65]. Сообщая о доброжелательном отношении представителей союзников, председатель Краевого совета А. М. Юрьев спрашивал: «В каких формах может быть приемлема помощь живой и материальной силой от дружественных держав?» В тот же день он получил ответ Троцкого: «Вы обязаны принять всякое содействие союзных миссий и противопоставить все против хищников»
[66]. Получив официальное разрешение Москвы, 2 марта 1918 г. на совместном заседании представителей совета Центромура и союзных миссий было принято т. н. «словесное, но дословно запротоколированное соглашение о совместных действиях англичан, французов и русских по обороне Мурманского края». Хотя, согласно соглашению, «Высшая власть в пределах Мурманского района принадлежит Мурманскому совету», но «высшее командование всеми вооруженными силами принадлежит Мурманскому военному совету из трех лиц – одного по назначению советской власти и по одному от англичан и французов»
[67]. Таким образом, в Мурманском военном совете решающее слово принадлежало союзникам, тем более что глава совета генерал-майор Н. И. Звегинцев был участником антибольшевистского подполья и делал все, чтобы использовать союзников для свержения большевиков. Первоначально союзные силы в крае были незначительны. 6 марта в Мурманске высадились 170 британских морских пехотинцев. В городе находился контингент сербских войск, направлявшихся на Западный фронт с Румынского. Часть сербов осталась в Мурманске. В марте в Мурманск приплыли британский крейсер «Кокрейн» и французский крейсер «Адмирал Об», с которых в город высадились десанты английских и французских солдат.
