За изданием прокламаций стояла большевистская организация. Как это часто бывало в годы Гражданской войны, наиболее стойкими последователями большевистских утопий были латыши – квалифицированные рабочие. Первую группу подпольщиков возглавлял председатель профсоюза транспортных рабочих Карл Иоганнович Теснанов. В состав группы входили латыши, работающие в порту: Я. Розенберг, Ф. Э. Антынь, Р. Турко, и двое русских: старый большевик А. К. Петров и его дочь Е. А. Петрова. Число участников группы росло. В нее вошли латыши А. Матисон – официантка в офицерской столовой, рабочий-транспортник А. Индриксон и его русский коллега И. Ильин
[273].
В декабре 1918 г. в городе образовалась еще одна подпольная большевистская группа под руководством председателя профсоюза архитектурно-строительных рабочих Д. Прокушева. В нее вошли рабочие-строители: Г. Юрченков, Н. М. Рязанов, С. Грудин, А. Дорогобузов. Самым активным членом этой группы являлся Рязанов, арестованный союзниками после занятия города, но через неделю освобожденный. В донесении генерал-губернатору Рындин сообщал: «При составлении и распространении первых двух прокламаций видное участие принимал бывший матрос Николай Михайлович Рязанов. Точные агентские сведения от января с. г. установили, что помощниками Рязанова в этой работе были матросы тральщика № Т-26 Иван Адамович и Михаил Владимирович Ланев, переведенные на службу в штаб дивизии траления <…>. Ввиду этого обстоятельства и в связи с упомянутыми выше попытками к осуществлению вооруженного восстания Военно-Регистрационным отделением был осуществлен ряд обысков, в том числе в матросских помещениях штаба дивизии траления, причем под койкой Ланева был обнаружен второй экземпляр из перечисленных прокламаций, по-видимому, с первоначальным текстом ее»
[274].
Организации объединились. Во главе новой организации стоял комитет из трех человек: Теснаков, Рязанов и М. Боев. На собрании было решено усилить агитационную работу среди солдат и рабочих, информировать рабочих о положении на фронте, установить связь с Архангельским комитетом партии, находившимся в Вологде, и с командованием 6-й армии. 9 февраля 1919 г. Боев и матрос Никифоров выехали в прифронтовую зону и перешли линию фронта. После ареста членов организации А. Матисон дала откровенные показания о деятельности подполья. Она рассказала о выступлении Боева после возвращения из Вологды на собрании организации, где присутствовали более 12 человек: «Первым говорил Макар (Боев. –Л. П.) о своей поездке в Советскую Россию. Говорил, что там в некоторых отношениях хорошо, а в некоторых могло бы быть и лучше. Говорил о том, что хлеб есть, но плохие дороги и мало угля, о том, что издается много газет и книг. Потом присутствующие задавали ему вопросы о продовольствии, армии, настроениях. Он давал ответы. Макар после этих разговоров предложил выбрать комитет. Он предложил выбрать пять человек»
[275]. Другой участник этого собрания С. А. Закемовский в своих показаниях говорил: «Наиболее убежденный был Боев. Он верил в возможность переустройства жизни советской властью при помощи рабочих всех стран. Он находил нужным работать здесь, показать, что мы здесь работаем и потому необходимо выпускать прокламации, он говорил, что деньги он теперь привез. Он назвал цифру 40 000 рублей. Многие с ним не соглашались. Сильно спорили с Боевым я и тот, который был с трубкой. Боев предлагал действовать ядом, отравлять офицерство, но я находил эту работу для социалиста совершенно невозможной»
[276].
Судя по показаниям участников собрания, Боев был опытным пропагандистом. Он прекрасно понимал, что собравшиеся много знают о тяжелом положении в Советской Республике, хотя бы из рассказов пленных красноармейцев, поэтому он говорил как о недостатках, так и о достоинствах советской власти, но выводы делал положительные. С крайним цинизмом Боев предлагал травить ядом офицеров
[277].
После возвращения Боева с 40 000 рублей, работа организации была расширена. Активизировалась пропаганда среди солдат и матросов, возникла подпольная организация на флоте, некоторым ее членам удалось поступить на службу в Военно-морской контроль (военно-морская контрразведка). Ценная военная информация стала передаваться командованию 6-й армии. Члены организации радист И. Ромуль с гидрографического судна «Таймыр» и радист С. Иванов с тральщика № 26 сообщили 26 февраля 1919 г. красным об отправке союзниками подкреплений на фронт. Многие подпольщики были настолько уверены в успехе, что требовали немедленного выступления, но руководство понимало, что оно закончится полным разгромом подполья. По словам Матисон, через несколько дней после собрания Боев ей рассказал: «Часть комитета стояла за немедленное выступление, а Макар был с этим не согласен и говорил, что можно выступать только тогда, когда фронт будет близко, а теперь будет беспорядок без всякого толка. Однажды, скоро после собрания, <…> Макар смеялся и мне рассказывал, что желают выступать, стрелять и убивать»
[278]. Стремление организовать восстание отразилось и в содержании листовок. Если в первых из них мобилизуемых призывали уклоняться от призыва в армию, то в прокламации, распространяемой в Архангельске 8 и 9 апреля, рабочих и крестьян призывали вступать в «белую армию для соединения с советскими войсками» и «в национальное ополчение для борьбы с правительством угнетателей»
[279].
По ту линию фронта были очень рады установлению связи с архангельским подпольем и ценной информации о союзных и русских войсках. Широкий рост недовольства в рабочей среде сопровождался известиями из Советской Республики о некотором смягчении отношения властей с социалистическими партиями. Одним из первых признаков этого процесса была статья В. И. Ленина «О характере наших газет», опубликованная в газете «Правда». Большевистские газеты были подвергнуты вождем резкой критике за увлечение «политической трескотней», за материалы, посвященные «подлому предательству» меньшевиков
[280]. После этой статьи травля социалистов в печати была почти полностью прекращена. В ноябре 1918 г. члены РСДРП(м) получили право работы в советах, т. е. фактически легализацию. В феврале 1919 г. была легализирована ПСР. На самом деле эти послабления носили декларативный характер и сопровождались тотальным контролем органов ВЧК. Длились они очень недолго. С февраля 1919 г. репрессии возобновились с новой силой, но Боев неоднократно подчеркивал, что он убедился, будучи в Советской России, в тесном сотрудничестве большевиков и меньшевиков.
