Части Мурманской армии на фронте под командованием Скобельцына были одними из самых надежных в ВССО, но «для охраны громадного тыла, имевшего в глубину до 800 верст, не хватало людей <…>, милиция была немногочисленна и малонадежна»
[667]. Даже Миллер понимал, что надо вводить единоначалие в Мурманском крае, но все представленные ему проекты он отклонял, и в результате к времени падения области все осталось без изменений. Вместо усиления мурманского гарнизона надежными частями в Мурманский порт из Архангельска был направлен ряд судов, пробольшевистские экипажи которых немедленно по прибытии начинали вести пропаганду.
В январе 1920 г. вспыхнул острейший политический кризис. Он начался на Двинском фронте, где во время Георгиевского праздника георгиевские кавалеры решили послать Миллеру телеграмму с пожеланием созвать новое Земско-городское совещание для обсуждения положения Северной области. Это требование было поддержано делегатами последнего Земско-городского совещания. В начале ноября в Шенкурском батальоне состоялся митинг, где ораторы требовали: отставки правительства, созыва совещания и прекращения репрессий. Было решено послать делегацию Миллеру с изложением требований. Под влиянием генерала Данилова «шенкурята» согласились не отправлять делегацию, но потребовали от Данилова сообщить главнокомандующему, что «состав Шенкурского батальона, объединенный общим желанием борьбы с большевиками, просит произвести реконструкцию правительства»
[668]. Даже умеренные элементы, входившие в Союз возрождения, пришли к выводу о необходимости смены правительства. В январе 1920 г., после беспрецедентно резкой критики правительства со стороны архангельского отделения Союза возрождения России, министры, в большинстве своем входившие в состав Союза, решили выйти в отставку. В разгар тяжелейшего экономического кризиса, стремительно ухудшавшего положение на фронте, СО могла остаться и без правительства.
Генерал Миллер занялся формированием нового кабинета. Он начал переговоры с представителями земств, самоуправлений и профсоюзов о составе правительства, на самом же деле это были переговоры с господствующей в органах местной властью и в рабочих организациях – ПСР. Миллер пошел даже на то, что 25 января пригласил на встречу трех лидеров партии, в том числе и лидера левого крыла Скоморохова, где заявил, что хочет поговорить с ними об образовании власти на новых началах. В тот же день он вызвал одного из лидеров эсеров-центристов Соколова, ненавидимого им как бывшего секретаря Керенского и автора статей во французской прессе, критикующих положение в области. Позднее Соколов описал эту беседу: «У него был ни на чем не основанный оптимизм о положении фронта. Внутренние неурядицы он не считал делом особенно важным. Он думал, что они легко могут быть улажены. На реорганизацию правительства он шел очень неохотно и делал все возможное, чтобы уступки были минимальными»
[669]. Переговоры продвигались крайне медленно, их участники не понимали, что отсчет времени независимого существования СО идет уже не на дни, а на часы. В первую очередь это относилось к Миллеру, продолжавшему упрямо считать, что ничего угрожающего на фронте не происходит. Через неделю (колоссальный срок, учитывая положение СО) Миллеру была представлена программа, выработанная представителями общественности. Ее основные положения сводились к следующему: исполнительная власть должна быть ответственной перед представительным органом СО. Спасти область может только демократическая власть. На следующий день после передачи Миллеру этой программы, 3 февраля 1920 г., начала работу V чрезвычайная сессия Губернского земского собрания (ГЗС), которая подвергла правительство резкой критике. Тон выступления задал председатель собрания Скоморохов. В его речи вырисовывалась страшная картина всеобщего развала. Основной причиной такого положения называлось: «Отсутствие доверия между властью и народом и нарушение элементарных прав человека и гражданина со стороны отдельных агентов административной власти». Его поддержали другие делегаты. Даже лидер правого крыла ПСР Иванов обвинял власть во вмешательстве в деятельность представительных органов: «…уничтожалась всякая возможность местному самоуправлению влиять на местную жизнь». Но, по сравнению со словами Скоморохова, его выступление выглядело как умеренная критика.
В процессе обсуждения тяжелого положения СО и путей выхода из него выявились различные точки зрения, хотя почти все участники собрания были членами ПСР. 8 делегатов составляли ярко выраженную правую группу во главе с Ивановым и требовали продолжения вооруженной борьбы с большевиками. Особенно решительно настаивали на этом представители уездов, где были созданы партизанские части. Примерно таким же по численности было крайне левое крыло, требовавшее прекращения вооруженной борьбы и начала переговоров с большевиками о мире, что могло означать только капитуляцию. Но большинство депутатов занимали колеблющуюся позицию между двумя флангами. В резолюции говорилось о продолжении вооруженной борьбы с большевиками, но правительству был предъявлен фактический ультиматум: немедленно сложить свои полномочия и передать власть правительству, образованному ГЗС, которое «является подотчетным перед народом в лице представительного органа, а до его созыва – перед Губернским земским собранием»
[670]. Поскольку ГЗС ни в коем случае не являлось представительным органом, речь шла о фактическом государственном перевороте. Осторожный дипломат Миллер растерялся. Первоначально он склонялся к мысли о разгоне собрания и отдал приказание роте Архангелогородского полка, состоявшей из пленных красноармейцев, особенно сильно ненавидевших большевиков, окружить здание, где заседает собрание. Но затем, получив новые тревожные сообщения с фронта, он решил вернуться к своей обычной тактике переговоров и выступить перед ЗГС с предложением компромисса. В своей умело построенной речи Миллер начал с того, что отклонил критику деятельности правительства, указав, что земства решают даже самые скромные задачи менее эффективно. Он очень умно и в то же время в крайне циничной форме объяснял земцам, что, требуя отставки правительства в полном составе, они требуют и отставки его главы Чайковского. Он решил полностью запугать собрание ссылкой на его международный авторитет, заявив, что «корабли, везущие в область хлеб и другие предметы продовольствия и снаряжения в адрес Правительства Чайковского, не повернули бы свой нос в другую сторону под влиянием рискованных политических экспериментов Земского Собрания»
[671]. Резолюция собрания, сказал он, является для него неприемлемой, собрание не имеет никакого права на образование власти, а постановление Земского собрания и проведение его в жизнь может неблагоприятным образом отразиться на населении и армии. Миллер был готов при формировании правительства предоставить в нем портфели всем существующим в области течениям. То есть фактически ничего нового он не предлагал. Использование имени номинального главы правительства Чайковского, не имеющего никакой реальной власти, для борьбы с его сторонниками было удачной находкой генерала.
