Письмо было подделано, это удалось доказать.
Пикар начинает исподволь, не открывая цели, собирать сведения об Эстерхази. Сведения отрицательны для последнего. Генерал Ж.-Б. Билло, будучи военным министром, охарактеризовал Эстерхази как «…дурного господина… каналью… мошенника и бандита»
[91].
Другой вождь антидрейфусаров, генерал Роже, позднее, накануне суда над Эстерхази, вынужден был признать: «С точки зрения частной жизни поведение Эстерхази защищать невозможно»
[92]. Подозрительность Пикара возрастает все больше. Один из его агентов, который раньше уверял Анри, что Дрейфус невиновен, сообщил Пикару, что французские военные секреты продает какой-то офицер, последние пятнадцать лет командовавший батальоном. Это сообщение прямо указывает на Эстерхази. Пикар тайно устанавливает слежку за Эстерхази и начинает собирать образцы его почерка. В августе 1896 года Пикар знакомится с делом Дрейфуса и с удивлением видит, что в нем нет никаких доказательств виновности последнего. Еще больше его поразило сходство почерка Эстерхази с почерком автора бордеро. Тогда он решил проделать следующий эксперимент. Он показал образцы почерка Эстерхази ярому антисемиту-антидрейфусару Бертильону, убежденному в виновности Дрейфуса. Бертильон сразу определил, что это почерк, которым написано бордеро
[93]. Позднее Пикар рассказывал, какой ужас охватил его, когда он окончательно убедился, что автор бордеро Эстерхази, а Дрейфус – невиновен.
Пока Пикар ведет расследование на свой страх и риск, генералы об этом не знают. 1 сентября Пикар подал докладную записку начальнику Генерального штаба генералу Буадеффру. Эта записка четко доказывает, что Эстерхази – немецкий шпион, и что он – автор бордеро. (Правда, он не рискнул упомянуть в записке о процессе Дрейфуса, зная, как к этому отнесутся генералы.) Буадеффр и генерал Гонз разрешили Пикару продолжать расследование, хотя и без всякой связи с делом Дрейфуса.
В тот же день (3 сентября) пресса опять заговорила о Дрейфусе, но по другому поводу. Сославшись на английскую газету Daily Chronicle, парижские газеты опубликовали главную сенсацию дня: «Дрейфус бежал с Чертова острова». Сообщение оказалось ложным, об этом на другой день напечатали парижские газеты, но заговор молчания был нарушен, снова стала упоминаться фамилия Дрейфуса, и различные стороны его дела.
Трудно сказать, чем была вызвана публикация в Daily Chronicle. Антидрейфусары обвиняли в этом Матье, возможно, они были правы: отчаявшись добиться успеха в высших эшелонах власти, Матье решил любой ценой привлечь внимание общественности к судьбе своего несчастного брата. Эффект от его действий был двояким. С одной стороны, для Дрейфуса было хорошо, что газеты опять начали интересоваться его судьбой, что, наряду с деятельностью Пикара, заставило генералов совершить ряд грубейших ошибок (об этом ниже), но, с другой стороны, эта публикация привела к резкому ужесточению режима Дрейфуса на Чертовом острове.
Генералы встревожены. Тщетно Пикар доказывает им: «Мне кажется, я сделал все необходимое, чтобы инициатива исходила от нас. Если потеряют слишком много времени, инициатива будет с другой стороны, что, невзирая уже на высшие соображения, сделает нашу роль весьма неприглядной. Это будет кризис трудный и беспощадный, и его можно избежать, если бы учинить вовремя правосудие»
[94]. Генералы пытаются убедить Пикара в необходимости хранить молчание, говоря о том, что к делу Дрейфуса нельзя возвращаться, в этом заинтересованы высшие военные начальники. Но видя, что на недогадливого офицера эти аргументы не действуют, генерал Гонз прямо заявляет ему: «"Если вы никому ничего не расскажете, никто об этом не узнает". – "Это гнусно, мой генерал. Я не желаю уносить эту тайну в могилу, – отвечает возмущенный Пикар"»
[95].
Встревоженные деятельностью Пикара и статьями в прессе, генералы делают следующий ход. Как и многие другие поступки в ходе этого дела, это грубейший промах. 10 и 15 сентября 1896 года в газете L'Eclair, тесно связанной с военными кругами, появились две статьи под названием «Изменник». В них утверждалось, что имеются стопроцентные доказательства виновности Дрейфуса. Приводился текст письма, якобы написанного Шварцкоппеном Паниццарди: «Решительно, эта скотина Дрейфус становится слишком требовательным»
[96]. Документы представляли собой грубую фальшивку. Это сразу же поняли многие. Чтобы один военный атташе посылал письмо другому, приводя подлинную фамилию агента?! Как мы знаем, суду был представлен совсем другой документ. Но эта статья впервые сделала известным факт грубого нарушения законов во время дела Дрейфуса. В ней говорилось, что этот документ был настолько секретным, что его довели до сведения судей из военного трибунала в совещательной комнате, не познакомив с ним ни адвоката, ни подсудимого. 18 сентября на основании грубого нарушения законов жена Дрейфуса возбудила ходатайство о пересмотре дела.
Генеральские фальшивки
Генералы еще больше встревожились и решили заняться массовым производством фальшивок. Их действия были очень хорошо описаны в романе А. Франса «Остров пингвинов». Греток (его прообразом послужил Мерсье) говорил: «В качестве доказательств поддельные бумаги вообще ценнее подлинных, прежде всего потому, что они специально изготовлены для нужд данного дела. Так сказать, на заказ и по мерке»
[97].
Генералы действуют прямо по его рекомендации. На парижской почте «случайно» было задержано письмо на имя бывшего капитана Дрейфуса с совершенно невинным содержанием. Однако между строк невидимыми чернилами было написано следующее: «Невозможно расшифровать последнее сообщение. Возобновите старый способ для ответа. Укажите точно, где находятся представляющие интерес документы и проекты, связанные с вооружением. Актер готов действовать немедленно»
[98].
Подделка была очень грубая, невидимые чернила были видны еще до того, как бумагу проявили. Кроме того, не понятно, как автор письма мог не знать, что Дрейфус уже полтора года на Чертовом острове. Но о таких «мелочах» Генштаб не заботился.
Продолжает свои операции Анри. Он подделал письмо от 31 октября, якобы отправленное Паниццарди Шварцкоппену и подписанное «Александрина». В нем итальянский военный атташе подчеркивал, что будет отрицать всякую связь с Дрейфусом, и просил, чтобы его немецкий коллега занял аналогичную позицию. Расчет Анри основывался на том, что французская разведка имела перехваченные подлинные письма Паниццарди Шварцкоппену от 29 октября и 7 ноября. Фальшивка, письмо от 31 октября, была отредактирована так, чтобы создать впечатление, будто оно продолжает предшествующее ему и предваряет последующее. Поэтому прямо упоминание в тексте имени Дрейфуса, очевидное доказательство, что он был германским шпионом, не столь явно бросается в глаза.
