1 ноября Анри знакомит с этим документом генерала Гонза и просит не показывать его Пикару. Гонз снимает с письма фотокопию и отправляет документ и фотокопию военному министру Билло. Через несколько дней Билло, не показывая ни документа, ни фотокопии, заявляет Пикару, что имеется документ, твердо устанавливающий вину Дрейфуса.
10 ноября газета Matin публикует фотографический снимок бордеро. Неизвестно, был ли снимок опубликован с ведома генералов, но если они дали санкцию на опубликование, то это явилось их самой крупной ошибкой.
Во-первых, многие люди, в том числе независимые эксперты, получили возможность сравнить почерк, которым написано бордеро, с почерком Дрейфуса. А. Ревиль писал в своем дневнике: «Л. принес мне образцы почерка Дрейфуса. Я сравниваю их с факсимиле в "Matin". Почерк Дрейфуса тонкий, неправильный. Он приятен для зрения и почти всегда легок для чтения. Промежутки между строками одинаковы. Почерк знаменитого бордеро совершенно другой… Что-то беспорядочное и беспечное замечается в нем. Попадаются целые слоги, которые приходится отгадывать. Буквы в большинстве случаев очень мелко написаны, иногда едва заметны, но неуклюжи и грубы, когда хорошо изображены… Психологически я имею право сказать, что бордеро и мои образцы писем – разные рукописи»
[99].
А, во-вторых, бордеро увидели люди, прекрасно знающие почерк Эстерхази. Сходство было разительное. Вывод напрашивался сам собой: Эстерхази – автор бордеро. Один из этих людей, банкир Кастро, в будущем сообщит об этом Матье Дрейфусу. Как уже отмечалось, в это время выходит первый из памфлетов Лазара.
Генералы, а вместе с ними вся шовинистическая Франция, приходят в ярость. 18 ноября 1896 года националистический депутат Кастелян под бурные аплодисменты парламента – от крайне левых скамей до крайне правых – говорит о синдикате шпионажа и коррупции, состоящем из собратьев Дрейфуса по религии. Кастелян требует начать следствие против сообщников Дрейфуса, против Бернара Лазара, офицера Вейля и тестя Дрейфуса Гадемара. Отвечая от имени правительства, военный министр Билло заявляет, что Дрейфус осужден правильно и законно и просит палату прекратить опасные дебаты.
В газетах резко усилилась антисемитская кампания, а от наиболее опасного для них человека, Пикара, генералы поспешили избавиться. Совершенно неожиданно для него, ему было предписано немедленно, 18 ноября, отправиться в командировку на юг Франции. Пикар переезжает из одного города в другой, пока в Марселе его не застает новый приказ – немедленно отплыть в Алжир и Тунис для организации разведывательной службы. В Алжире его ждет очередной приказ: Пикара назначают заместителем командира полка, ведущего бои с арабскими партизанами. Его хотят отправить в самое пекло, на границу, но его непосредственный начальник в Алжире генерал Леклерк выступает против. Формально же Пикар продолжает оставаться начальником секции статистики, и его «друг» Анри и непосредственный начальник генерал Гонз шлют ему дружеские письма, на него щедрой рукой льются денежные премии. Любой ценой необходимо удержать опасного человека подальше от Парижа!
А в это время в Париже Анри, уже набивший руку на подлогах, фабрикует анонимные письма, будто бы исходящие от его начальника, признанные доказать, что Пикар подкуплен дрейфусарами и разбалтывает военные тайны. Анри, в течение 20 лет друг Эстерхази, сообщает последнему о ведущемся против него следствии. Офицеры разведки и контрразведки настраиваются против их бывшего начальника. В марте 1897 года Пикар вырывается на неделю в Париж и наконец понимает, что против него ведется кампания. В апреле он составляет завещание, в котором рассказывает о невиновности Дрейфуса и измене Эстерхази. Он оставляет распоряжение, что в случае его смерти это послание должно быть отправлено президенту республики. Он пишет Анри, с которым у него внешне сохранились дружеские отношения, и спрашивает его, отстранен ли он от руководства секцией статистики, и сообщает о преследующих его лжи и тайнах. Анри согласовывает свой ответ с генералами. Теперь, когда досье Пикара набито фальшивыми документами, последние считают, что его можно не опасаться. Анри отвечает, что о лжи ему ничего не известно, а «эта таинственность объясняется тем, что досье с секретными бумагами было Вами вскрыто по делу, не относящемуся к службе, и Вашей попыткой склонить двух офицеров к нарушению ими их обязанностей»
[100].
Теперь Пикару все становится ясно, и, вырвавшись в июне в Париж, он показывает своему другу адвокату Л. Леблуа личную переписку с генералом Гонзом относительно Дрейфуса и Эстерхази. 13 июля Леблуа передает ее вице-президенту сената Шерер-Кестнеру, преодолевшему свои страхи быть обвиненным в связи с евреями. На следующий день последний открыто заявляет ряду своих коллег, что он убедился в невиновности Дрейфуса и будет решительно бороться за пересмотр дела.
Узнав о позиции Шерер-Кестнера, «Матье Дрейфус явился к нему и сказал: "Я знаю имя автора бордеро". "Как? Вы его знаете?" – "Да! – отвечает Матье Дрейфус. – Если я его назову и не ошибусь, то обещаете ли вы сказать мне, что это действительно так?" – "Пусть так! Если вы его назовете, я вам скажу это". – "Это Эстерхази! <…> Я узнал почерк бордеро – это почерк Эстерхази". Тут Шерер-Кестнер сказал: "Да! Это – он. Но так как вы его знаете, то ваша обязанность довести до сведения военного министра об этом факте"»
[101].
После этого разговора Матье публикует в газетах свое послание военному министру, в котором он прямо требует пересмотра дела:
«Г-н министр! Единственным основанием, на которое опиралось в 1894 году направленное против моего несчастного брата обвинение, является никем не подписанное и не помеченное никаким числом письмо, доказывающее, что он выдал военные документы агенту одной иностранной державы. Имею честь сообщить, что автор этого письма – пехотный командир граф Вальсен Эстерхази, уволенный со службы прошлой весной вследствие физической неспособности.
Почерк командира Вальсена Эстерхази тождественен с почерком этого документа. Нам будет легко доставить Вам, г-н министр, рукопись этого офицера. Я, впрочем, готов указать Вам, где Вы можете достать его письма, безусловно, настоящие и написанные до ареста брата. Не сомневаюсь, что теперь, когда нам известен виновник измены, за которую осужден мой брат, Вы, г-н министр, немедленно дадите делу законный ход.
Примите уверения в моем глубоком уважении, М. Дрейфус»
[102].
В свою очередь Шерер-Кестнер сам встречается с военным министром, который является его старинным другом, и делится с ним своими сомнениями. Военный министр просит его ничего не предпринимать без консультации с ним и стремится запугать Шерер-Кестнера. Он заявляет ему, что если он не прекратит заниматься этим делом, то он «может стать жертвой страшных инсинуаций»
[103]. Но военный министр не сумел заставить замолчать своего старого друга, ему удалось только попросить у него две недели отсрочки, обещая за этот срок разобраться в обстоятельствах дела.
