Именно в это время, напуганные угрозой правого военного переворота, в борьбу вмешиваются рабочие массы. До этого времени рабочий класс оставался глух к призывам Жореса и, в лучшем случае, придерживался политики «скрещенных рук». Теперь рабочие решили выступить против антидрейфусаров.
7 июля газета Жореса Petite Republique призывает устроить в следующее воскресенье на скачках ответную демонстрацию: «Мы желали бы другого поля битвы, не среди конского навоза и проституток. Ладно, молодчики, мы с вами поступим так, как вы поступаете с вашими лакеями!»
[209] Несмотря на сопротивление гедистов, правда, слабое, на демонстрацию вышло 100 000 человек. У каждого из участников демонстрации в петлице была дикая роза, а в руках – дубинка. В этот день господство на улицах переходит к дрейфусарам. Как заметила одна монархическая газета, «люди света мудро воздержались и не показывали носа»
[210].
Генеральный штаб деятельно готовился к новому процессу Дрейфуса. Отбросив ряд явных фальшивок, признав, что фраза «эта каналья Д.», возможно, не относится к Дрейфусу, Кюинье и его новый начальник майор Роллен, выполняя план генералов, выдвигают новые доказательства. Это уже известные нам признания Лебрен-Рено и Депрена, несмотря на то что во время заседания кассационного суда они были подвергнуты жесточайшей критике. Но основной козырь генералов – это отсутствие в бумагах, конфискованных у Дрейфуса, нескольких страниц экземпляра секретного курса, прочитанного в военной академии. Контрразведчики уверяли, что именно эти страницы были похищены французским агентом у первого секретаря германского посольства. Но, в конце концов, выяснилось, что выданные немцам страницы – из экземпляров лекций, прочитанных в 1893–1894 годах, а Дрейфус слушал курс лекций в 1892–1893-х, и все страницы у него имелись в целости и сохранности. В итоге это был вынужден признать и сам Кюинье, который был, пожалуй, самым честным человеком в генеральской банде.
Процесс в Рене
Суд над Дрейфусом начался 7 августа 1899 года. Столица Бретани Рен, сонный небольшой городок, в этот момент стал самой известной точкой на земном шаре. К нему было приковано внимание всего мира. Количество журналистов, приехавших на этот процесс, превосходило количество жителей города. Обстановка в стране продолжала оставаться напряженной, но положение антидрейфусаров явно ухудшалось. Многие республиканцы понимали, что, увлекшись антисемитизмом, они чуть не проморгали военную диктатуру, которая должна была открыть дорогу монархии. Республиканцы еще больше сплачивали свои ряды, и 25 июня 1899 года был образован кабинет Вальдека-Руссо, именовавший себя «правительством защиты республики».
П. Вальдек-Руссо – один из наиболее ярких политиков в рядах буржуазной партии. «Перикл Третьей республики», «аристократ буржуазии» – так его звали восторженные почитатели. Буржуазно-республиканские партии решили покончить, наконец, с делом Дрейфуса: для этого было слишком много как внутренних, так и внешних причин. Вчерашняя передовая страна, сегодня Франция сделалась предметом насмешек всего мира. Даже дипломаты царской России обвиняли ее в варварстве за многочисленные нарушения основ современного законодательства во время дела Дрейфуса. Франции грозит американский бойкот Всемирной парижской выставки. В Америке делом Дрейфуса возмущены больше, чем где бы то ни было.
Для того, чтобы удержать в руках армию, Вальдек-Руссо предложил пост министра обороны генералу Г. де Галифе, палачу Парижской коммуны, известному своими реакционными взглядами. Ж. Рейнаку Вальдек-Руссо писал: «Убедите их (социалистов. – Л. П.), что только Галифе может поддержать меня перед армией, весь кабинет, республику перед Европой. Если социалисты не согласятся, то произойдет самое худшее»
[211]. Но фракция социалистов, возглавляемая Жоресом, а он, благодаря его роли в деле Дрейфуса, стал основным лидером социалистической партии, не только согласилась поддержать кабинет, но даже дала согласие на вхождение социалиста А. Мильерана в его состав. Укрепив свои тылы, правительство энергично переходит в наступление. Из армии увольняются все генералы, противящиеся пересмотру.
Военная разведка изымается из ведения Генштаба и передается в Министерство внутренних дел. Правительство официально объявило, что оно получило документальные доказательства, имеющие целью «…низвергнуть парламентскую республику и вернуть во Францию Орлеанскую династию»
[212].
12 августа 1899 года правительство отдает приказ об аресте лидеров антидрейфусаров. Дело доходит даже до применения оружия, так как главарь Лиги антисемитов Ж. Герен забаррикадировался в форте Шаброль и, окруженный бандами мясников, отказался сдаться. Осада, правда, носила комический характер и служила предметом шуток для парижан. 20 сентября Герен сдался и в дальнейшем получил 10 лет тюрьмы.
Но антидрейфусары берут реванш на новом процессе Дрейфуса. Они понимают, что на карту поставлено слишком много. Дрейфусары резко усилились в парламенте и незадолго до начала процесса попытались провести там резолюцию о привлечении к ответственности генералов Мерсье, Гонза, Буадаффра за противозаконные действия на различных этапах дела Дрейфуса. Резолюция не прошла, но за нее проголосовало 228 человек при 277 против, это говорило о многом (вспомним, что год назад в парламенте не было ни одного дрейфусара). Генералы понимают, что поставлено на карту, и принимают вызов. За четыре дня до открытия процесса Мерсье прямо заявил: «В этом деле, несомненно, кто-то является виновным, этот кто-то либо он, либо я. Если не я, значит, Дрейфус».
7 августа в Рене открылся процесс. Весь свет Франции переехал в столицу сонной Бретани. Генералы полностью руководили судьями и представителями обвинения. Они хотят провести этот процесс по образцу процесса Золя, совершенно оторванно от дела Эстерхази. Русского наблюдателя на процессе ошеломила безликость суда и прокуроров: «Меня лишь поразила эта банальность военных фигур, в противоположность исключительной ответственности, которая выпала на их долю в этом деле. Как в тумане, мелькают среди до смешного грозного аппарата военного суда – всех этих масок, штыков и шпор, возгласов "на плечо-о" и "на караул" – курьезная голова прокурора, напоминавшего большого индюка, страшные седые усы председателя суда… Остальные лица совершенно стерлись в моем воображении, оставляя общее, скорее комичное впечатление блестящих пуговиц, белых перчаток и расшитых воротничков, из которых торчали напоминавшие разные овощи головы – головы то острые, в виде редьки, то круглые, на манер репы, то взъерошенные и жесткие, словно артишок»
[213].
Прокурор – майор Карье – выглядел просто ординарцем свидетеля генерала Мерсье:
