— Ты мне тоже не нужен, Адам. И никогда-никогда не будешь нужен.
— Посмотрим.
Исаева умолкает, ощущая себя ошеломляюще подавленной. Эмоционально истощенной. В голове девушки до сих пор не укладывается тот факт, что Титов изучал ее дневник. Ева не фиксирует определенные события. Не описывает свои действия. Не называет имен. Ее электронный дневник содержит гораздо больше всего этого. Он является тайным сливом личных, порой запретных, мыслей Исаевой. Ее эмоции, ее стремления, ее мечты.
— Ты хорошо играешь, Адам, — успокоив дыхание, невозмутимо констатирует девушка. Чувствует прокатившуюся по спине ледяную дрожь. То ли Еву напрягает, что Титов переместился и встал за ее спиной. То ли ночная прохлада от продолжительной неподвижности забирается под одежду.
— Ты не первая моя игрушка, Эва, — и, склоняясь к ее щеке, спрашивает шепотом, с намеренным подтекстом: — А я — твой первый?
Лицо девушки ощутимо теплеет от смущения и нервного волнения. Дыхание обрывается, оседая на губах влажным паром.
Титов усмехается. Краем губ касается девичьей щеки и, с потайным наслаждением, ощущает жар нежной кожи.
— Ох, Адам! — выдыхает Исаева. — Так спрашиваешь, будто правда веришь, что я тебя, распрекрасного, восемнадцать лет ждала.
Парень громко смеется и, выпрямляясь, толкает качели вперед.
— Я не ожидал от тебя другого ответа, испорченная Эва.
— Вот и славно.
Девушка вытягивает ноги и откидывает голову назад. Шелковые пряди спадают вниз и щекочут Адаму руки. Его это по обыкновению раздражает. Он ненавидит длинные волосы, они всегда мешают. У Исаевой же волосы особо длинные и густые. Лезут просто повсюду. Как бы он не стоял, ветер, будто нарочито, бросает их ему.
Ева замечает, как брезгливо Титов относится к ее волосам и, наконец, тоже смеется.
— Раз так хочешь, Адам, последуем твоему плану. Только будь готов к тому, что я нетерпеливая. Стреляю на поражение — сразу в сердце. И затем — еще контрольный, в голову. Завладею твоей сатанинской душой.
— Это попросту невозможно. Пойми, ядовитая моя, я пью, и не пьянею. Выпью тебя, и забуду.
— Рано зарекаешься. Ведь ты меня еще не пробовал, Адам. Я сверну твою кровь, милый.
— Ты красивая, Ева, — равнодушно признает Титов. — Но не более. Внутри тебя нет ничего особенного.
Несмотря ни на что, Исаевой приятно знать, что он считает ее красивой. Она собирается доказать ему: для него она станет особенной. Чумовой зависимостью.
— Адам, Адам… Ты заставляешь меня очень сильно зацикливаться на тебе. А это критически плохо. Я всегда ломаю свои любимые игрушки. Измучаю тебя, ненаглядный мой.
Незаметно для самого себя, Титов начинает раскачивать качели сильнее. Это тупое ребячество, но ему хочется, чтобы девушка слетела с сидения и шмякнулась своей напыщенной прекрасной задницей прямо в болото.
Но, на самом деле, он не стремится причинить ей физические увечья. Его желания гораздо глубже.
— Жаль будет тебя выбрасывать, — замедляя ход качелей, с притворным прискорбием выдает Адам. — Хотя нет, вру. Не жаль, Эва.
9
День двенадцатый
Свирепый порыв ледяного ветра едва не срывает с головы Исаевой черный берет. Чтобы удержать его, она машинально выпускает из рук полы наброшенной на плечи куртки. Содрогается от холода и тихонько ругается.
Уже который день подряд Ева пребывает в паршивом настроении. Расследование Титова и его последующее внезапное исчезновение заставляют ее чувствовать себя крайне напряженно. Исаева пытается перешагнуть господствующую в ней нервозность. Безразлично отбросить тот факт, что Адам зондирует ее мозги. Только ничего у нее не получается. Ева отчетливо понимает, что сдерживаемые ею эмоции не рассеиваются за сроком давности. Хлипкими массами наслаиваются в бесприютных уголках души.
Выработанное с годами равновесие оказывается под угрозой. Все стремится к нулю. Если не ниже, к минусовым отметкам. Кажется, любая мелочь может посодействовать грандиозному нервному срыву. Качни только, подтолкни — душу вывернет в истерике.
Вцепляясь озябшими пальцами в полы куртки, Исаева хмурится и быстро шагает в сторону спасительного тепла академии. Слыша смех и беззаботные разговоры курсантов, давит в себе подспудное желание перегрызть кому-нибудь глотку.
— Будь нормальной, — бубнит в полтона, поднимаясь по ступеням.
Протягивает руку к двери. Но открыть ее не успевает.
Мужские руки сжимают ее плечи и оттягивают назад. Ботинки Евы с легкостью поддаются, скользя по мокрой плитке. Она хочет возмутиться, но не успевает даже обернуться, как крупные ладони отпускают ее плечи и закрывают ей глаза.
— Конец уровня, Ева. Сохраняйся, — слышит у самого уха и задыхается от одного лишь звука грубого голоса Титова.
Судорожным залпом хватает кислород. Холодный воздух с густой примесью сногсшибательного мужского парфюма.
— Что за дурацкая манера, дышать мне в затылок? — резко спрашивает она.
Отмечает, как неестественно высоко звучит собственный голос, но не задумывается, от чего так происходит. Наклоняет голову чуть в сторону и бесконтрольно вздыхает, когда губы Адама прикасаются к ее щеке.
— Я люблю эту позицию. Сзади.
— Ты просто больной.
— Да. Так и есть.
Еве не нужно прислушиваться к себе, чтобы понимать, как сильно она желает взглянуть Титову в лицо.
Задерживает вдох и резко разворачивается. Впиваясь в парня взглядом, шумно вдыхает. И, как будто… тонет. Утопает в темных ледяных глубинах его глаз. Ни берегов, ни дна не ощущает. Только сбивающее с ног убийственное нервное возбуждение. Инстинктивно хочет барахтаться, чтобы всплыть и глотнуть воздух… Но, наряду с этим разумным желанием, ее мозг посещает необузданный порыв: пасть на самое дно и планомерным шагом истоптать его. Распространиться по нему гигантским подводным землетрясением.
Лицо Адама покрыто свежими ссадинами и рубцами, но и это почему-то не умаляет его привлекательности.
Он как беспроигрышное искушение. Как магнит. Как воронка. Затягивает.
