Некоторое время из-за занавеса доносятся лишь тяжелые шаги и оборванные ругательства.
Но вскоре разговор возобновляется.
— Куда они пошли? — запыханно вопрошает Терентий Дмитриевич.
— Не знаю, — слышит Ева недовольный голос матери. — Не думаю, что успели выйти на улицу. Возможно, где-то рядом, — после раздраженного вздоха следует череда непонятных упреков. — Как это вообще получилось? Как они познакомились?
— Адам учится на том же курсе в мореходке, что и Ева. Он говорил мне об этом.
— Давно они… Давно они дружат?
— Не думаю, — коротко отвечает Терентий Дмитриевич. А затем продолжает нервным голосом. — Это немного странно… В юности мы увлекались легендами и мифологией, но я никогда не подозревал, что, давая имена детям, мы попадем в одни ворота.
Ольга Владимировна фыркает, вызывая у Евы немое изумление столь не типичным для матери выражением эмоций.
— Было бы странно, если бы я назвала дочь Деметрой или Персефоной.
Слыша сдавленный смех Адама, Ева щипает его за шею. Лицо парня искажает забавная возмущенная гримаса и… ей отчего-то хочется… Хочется его поцеловать.
— Мы всего лишь оба выбирали те имена, что звучали бы гармонично с нашим временем. Меня беспокоит другое… — Ольга Владимировна выдерживает длинную паузу, и Ева уже практически теряет ниточку разговора, углубляясь в свои ощущения в руках Адама. — Тот Терентий Титов, которого я знала двадцать лет назад, получил бескомпромиссный медицинский диагноз. Он не мог иметь детей, — Ева едва не вскрикивает, когда крепкие руки до боли стискивают ее талию. — Возникает резонный вопрос… Кто такой Адам Титов?
15
День шестнадцатый
Порой прикосновение слов может быть убийственно болезненным. Оно прожигает кожу и поражает жизненно важные органы подобно губительным раковым клеткам. Не дает дышать полноценно, затягивая по окружности горла удушливую петлю.
«Кто такой Адам Титов?»
Вопрос, вторые сутки живущий и блуждающий внутри Адама. Он не способен думать о чем-то другом более минуты, постоянно возвращаясь к этой разрушающей мозг информации. Изучает свое свидетельство о рождении и свидетельство о браке отца с матерью — не к чему придраться. И тот факт, что дата его рождения идет через восемь месяцев после свадьбы, чрезмерного подозрения не вызывает. Этому можно найти объяснения… Или нет…
Помимо прочего, в глубине отцовского стола Титов находит стопку фотографий приблизительно двадцатилетней давности, на большей части которых Терентий Дмитриевич запечатлен с матерью Исаевой.
Молодые. И счастливые.
«Сука, это пи*дец какой-то!»
Ситуация тупиковая и абсурдная до безобразия. Просто в голове не укладывается.
Титов не может решить этот вопрос самостоятельно, но не рискует привлекать кого-то со стороны. Поэтому, на второй день своего мытарства, он отправляет отцу, дяде и тете сообщения с настоятельной просьбой ждать его вечером дома.
Готовящиеся к плохим новостям родственники встречают Адама гробовой тишиной. В обращенных к нему взглядах он читает настороженность и осуждение. После его «отвратительной антиобщественной выходки», которая «всех Титовых втоптала в грязь», нервишки у них пошаливают и буянят от малейшего сквозняка.
Адам садится напротив своей немногочисленной родни и ответно душит их молчанием. Разглядывает намеренно неторопливо и снисходительно.
— Кто я? — этот вопрос плывет в воздухе дребезжащим эхом.
Спрашивает, и боится услышать ответ, способный разрушить его до основания.
Не чувствует с ними связи. Никогда не чувствовал. Они смотрят ему в глаза. Они сидят с ним за одним столом. Говорят о том, как он важен для них. Но они не принимают его.
Всегда сам по себе. Всегда сам за себя. Чужой среди своих.
— Что за странный вопрос? — хрипло смеется Диана. Отстраненно поглядывает на циферблат наручных часов и хмурится. — Знаешь, у меня времени сегодня совсем в обрез…
— Кто я? — грубо чеканит, обращая взгляд к отцу. — Кто я есть? И есть ли «я» вообще?
— Адам…
— Откуда это имя, папа? Я думал, что у меня есть хоть что-то… — издает горький смешок и резко склоняется над столом. Сверлит отца взглядом. — Я внушал сотням и тысячам, кто такой Адам Титов. Я был им! Я гордился тем, кто я есть. А сейчас… Оказывается, я и не Титов вовсе. Что у меня осталось, папа? Что из громкого «Титов Адам Терентьевич» мое? Скажи мне, черт возьми!
Сцепленные ладони Дианы с глухим стуком опускаются на стеклянную поверхность стола, и Адам молниеносно следует за ней взглядом. Видит полнейшее замешательство на миловидном лице женщины и осознает, что она выпадает из их диалога по причинам своей неосведомленности и бесполезности.
Тогда он устремляет свой пристальный взор на дядю Марка. Обрывки далеких воспоминаний раздирают его сознание.
«Он весь в отца! Из него ничего не выйдет!»
«Все бесполезно, Терентий. Гены пальцем не размажешь».
— Не молчи, — подернутый отчаянием взгляд теряет свою уверенность, невзирая на то, что голос звучит твердо. — Говори, дядя. Я же знаю, тебе есть, что сказать.
Квадратная челюсть мужчины выделяется отчетливее, когда он, в порыве откровенного недовольства, с силой стискивает зубы.
— Марк, — предупреждающе окликает брата Терентий Дмитриевич.
Тот отрывисто выдыхает и, прижимая к губам кулак, отводит взгляд в сторону.
— Это не моя история.
— Какого черта? Что вы скрываете?
— Ничего не скрываем. Ты — мой сын. Всегда был им, и всегда будешь.
Адам непреклонно качает головой.
— А вот я так больше не считаю. Мне нужна правда, а не твои дурацкие сантименты.
— Откуда эти мысли, Адам? — снова вступает в диалог Диана, будто ощущая, что его равновесие утекает, как сквозь пальцы вода. — Конечно же, ты — Титов, — не разделяя всеобщей нервозности, спокойно заявляет она и сжимает ладонь племянника своими теплыми руками.
Только на самом деле она не стремится понять его. Просто пытается приглушить его гнев. Адам не раз замечал в поведении Дианы подобные хитрости. Иногда он даже умышленно шел у нее на поводу. Но сейчас ему не до Дианы.
— Все не так просто, — смотрит на непробиваемо-страдальческую мину отца и снова задыхается злостью. — Кто я, папа? Ответь же мне, наконец!
— Я уже ответил. Ты — мой сын. Титов Адам Терентьевич.
Адам прикрывает глаза большим и указательным пальцами. Растирает их, скрипя зубами. А затем, шумно вдыхая через нос, с силой бьет ладонью по столу, вызывая гулкие вибрации по всему его периметру.
