Полицейский тем временем проворачивает ключ в замке и открывает дверь.
— На выход!
— Как она? — спрашивает Ева, стоя неподвижно, словно пригвожденная.
Впрочем, и Титов не спешит покидать место ночлега.
— Нормально, — в голосе Погодина скользит нетерпение. Он, похоже, мечтает от них избавиться. — Пара переломов да ушибы… Все благодаря накинутой куртке. Она большую часть полета играла роль парашюта. Пока не слетела.
— С ума сойти, — шокированная, выдыхает Ева.
Николай Романович небрежно кивает и далее говорит с открытой неприязнью.
— А вам, граждане, сулит административный штраф за дачу заведомо ложных показаний следствию. Ну? Что еще вам от меня нужно? — сердится он. — Я сказал, на выход, граждане!
26
День сорок первый
Адам снимает со сковороды омлет, когда в кухню заходит отец. Невзирая на то, что с момента его возвращения домой прошло двое суток, они еще толком не разговаривали. Лишь перекинулись парой незначительных фраз.
Адам пытается вести себя, как обычно. И возможно, со стороны он выглядит естественно, стоя в одних лишь спортивках посреди отцовской кухни со сковородой в руках. Но сам Титов чувствует себя гнусным самозванцем. Ведь на деле, ничего из прежней жизни ему не принадлежит.
Неуверенность и неудовлетворенность порождают гнев, который ранит и задевает случайных свидетелей. Он это прекрасно понимает и никак не может остановиться.
«Да и черт с ними! Со всеми…»
Терентий Дмитриевич смотрит на сына с осторожным любопытством и рассеянно улыбается, когда Адам выдавливает на тарелку горку острого кетчупа и рядом чуть поменьше порцию майонеза.
— В этом доме кто-нибудь что-нибудь слышал о здоровом питании? — шутит входящая следом Диана. — Я почти уверена, что и ты, Терентий, сейчас не овсянку станешь есть. А пожаришь, к примеру, вчерашние пельмени.
Губы Адама трогает едва заметная улыбка. Он вынужден признать, что у нее всегда легко получается шутить.
— Завидуй молча, Диана, — грубовато откликается, прежде чем сесть за стол и уткнуться в телефон.
— Пельменей нет, — посмеиваясь, Терентий Дмитриевич включает кофе-машину. — Но я думал о бутерброде с майонезом, ветчиной и помидорами. Ты как?
Диана расширяет глаза в немом ужасе.
— Я — пас! Это не стоит ни минуты моей семикилометровой пробежки, — садится напротив Адама и пристально изучает затесавшиеся между тату синяки и ссадины. — Но от кофе не откажусь.
— Сахар? Сливки?
Она издает протяжный мучительный стон, но все же кивает.
— Ладно. Чуток сливок. Но сахар — нет.
— Какой пример ты подаешь для Софи? — отрываясь от телефона, хмуро спрашивает Адам. Он принимает участие в этом семейном разговоре, потому что ему скучно. А еще… потому что он соскучился. — Серьезно. В прошлый раз, когда я с ней сидел, она отказалась есть гренки после шести вечера.
Диана морщится.
— Я обязательно поговорю с ней об этом безрассудстве, — уверяет она и, удерживая внимание племянника, резко меняет тему разговора в свою пользу. — Как ты, Адам?
На доли секунды Адам позволяет растерянности и огорчению отразиться в глазах.
— Нормально.
Отворачивается, но Диана мягко улыбается и продолжает разговор.
— Мне жутко не нравится, когда такое красивое лицо и такое шикарное тело настолько не ценят! Знаешь, я каждый раз, когда вижу тебя таким, очень злюсь!
Адам улыбается, втайне восхищаясь ее чувством юмора и непринужденностью, которую она носит за собой по жизни.
— Осторожно, тетушка. Дяде Марку твои слова не понравились бы.
Глаза Дианы широко распахиваются и застывают в этом положении. А затем она громко фыркает, словно кошка, которую ткнули в тазик с водой.
Адам не может сдержать смех.
— Ох, только не называй меня тетушкой! Мне лишь немного за тридцать.
— Тебе тридцать семь, — уточняет парень, подергивая бровями. — Похоже, ты забыла скрыть эту информацию в фейсбуке.
— О, Боже! Вот же непростительная оплошность… Ты слышишь, Терентий? — естественно, он слушает весь разговор и сразу же откликается на обращение невестки. — Пришли ко мне того парнишку из IT-отдела. Мне самой не справиться.
— Обязательно.
— Прямо сегодня.
— Конечно.
— Так… ммм… — возвращается к Адаму. — Надеюсь, ты в этот раз подольше задержишься дома?
— Как знать, — пожимает плечами.
— Пожалуйста! Я готова тебе заплатить.
Брови Адама в удивлении приподнимаются.
— Я подумаю об этом, — медленно произносит он.
— И пока тебя не было, я собрала кое-какую информацию, — перехватывает брошенный в сторону отца взгляд. — Терентий и Марк могут идти к черту! Это касается всей семьи. Тебя, и меня тоже.
— Э-э-э… — все, что Адам может сказать.
— Встретимся вечером? Я приготовлю что-нибудь до ужаса калорийное.
— В таком случае, я вряд ли могу отказаться.
— Определенно, нет.
— Ладно.
— Ладно? — этим восклицанием с головой выдает свою неуверенность. — Правда?
Адам усмехается.
— Да. Я приду.
— Отлично! Будем смотреть «Пиратов Карибского моря» и сплетничать.
— Сплетничают бабки на «Привозе[1]».
— Ок. Я неверно выразилась, — по-деловому прищуривается. — Изучим и обсудим информацию.
Допив свой кофе и заручившись всеми необходимыми подписями Терентия Дмитриевича, Диана убегает на какую-то важную встречу, а сам глава семейства все еще нерешительно слоняется по квартире.
— Ты разве не опаздываешь?
— Я? Нет, я не спешу сегодня. А ты? — кинув мимолетный взгляд на наручные часы, объявляет. — Адам! Половина девятого. Тебе нужно на учебу. Ты и без того много пропустил… — готов убить себя за сорвавшиеся с языка нравоучения. — То есть…
