На ужин рыба на пару, овощной салат и бокал сухого вина.
Ковыряю горбушу, размазываю по тарелке. Тычу вилкой в дольку лимона.
— Ешь, — говорит Артур.
Он сидит напротив, с аппетитом жуется. Чем больше он заставляет, тем меньше мне хочется.
Тянусь к своему бокалу.
Он отставляет его в сторону.
— Ешь.
— Я ем.
— Не ври.
Через стол перебрасываемся взглядами, он, закинув в рот кусочек рыбы, промокает салфеткой блестящие губы, делает глоток вина. Одним глазом моргает, улыбается краешком рта.
У него хорошее настроение.
У меня не очень. Безвылазно торчу дома вторую неделю, и дни сливаются в один. Сплошной сюр. Каждый вечер он читает вслух книгу о женщине, предавшей мужа и бросившейся под поезд, а по утрам вместо будильника включает какой-то картавый рэп про измены.
Он выпотрошил мой гардероб, все юбки и платья, узкие брюки, красивое белье и обувь на каблуках, и отнес на мусорку.
Переломал всю косметику, разбил духи.
Выключает телевизор и заставляет спать после обеда, как в детском саду.
Или он тайком надо мной ржёт, или у него крыша поехала.
— Я не хочу рыбу, — отодвигаю тарелку. — Хочу какао.
— Там одни углеводы. На ночь вредно. А ты должна правильно питаться. Какао лучше, вообще, не пить. И у нас его нет. Я выкинул. Ешь рыбу.
— Сам ешь свою рыбу. Ты спятил уже.
— Так я ем, — он жуется. — И я не спятил. Я о тебе забочусь, Юля.
— Мне нельзя звонить по телефону, нельзя приглашать гостей, нельзя выходить, — загибаю пальцы. — Я в тюрьме? В чем твоя проблема?
Из спальни доносится музыка, звонит его телефон.
— Чтобы когда вернусь — все доела, — приказывает он. — Или из-за стола не выпущу, ты знаешь, — он неспешно отбрасывает салфетку, поднимается, скрывается в коридоре.
Тоже встаю.
С тарелкой иду к шкафчикам. Открываю дверку, скребу вилкой, вытряхиваю все в ведро.
Сажусь за стол. Пью вино. Пялюсь в окно.
Стемнело, в открытую створку доносятся разговоры и смех, весело кому-то.
Качаю ногой в воздухе.
Он всем врёт, что я валяюсь на пляже и целыми днями купаюсь в море, работает из дома, что неудобно, и, наверное, нехорошо сказывается на бизнесе, но он сидит и сторожит меня, будто я могу куда-то исчезнуть.
Долго он ещё, интересно, планирует превращать квартиру в сумасшедший дом?
Он возвращается. Первым делом смотрит на мою тарелку, вскидывает удивленный взгляд.
— Умница моя, — одобряет. — Дуй в постель. Я покурю и подойду, будем читать, — у него в руках пачка сигарет. Он сдирает целлофан, фольгу, мнет в кулаке, открывает дверку, за которой стоит мусорное ведро…
— Артур, — поспешно вскакиваю, но он уже наклоняется и разглядывает выброшенный мной ужин.
— Рыбка. Помидорки, огурчики. Маслице, — он поворачивается. Вкрадчиво спрашивает. — Юля, по-твоему это смешно?
— Ты достал, — брякаю стаканом об стол. — Мы можем по-взрослому поговорить? На счёт них.
— Родная, — он хлопает дверцей, в несколько больших шагов оказывается рядом. — Нет никаких "их". Есть я и ты. Всё.
— Я и ты не на острове живём. Необитаемом. Вокруг люди. Я хочу на улицу. В магазин. С подругами встретиться. Мне душно.
Его губы приближаются к моему лицу. Замираю на месте, он за эти дни впервые так близко. Не трогал меня, даже случайно, единственный раз в понедельник запёрся в ванную, когда я заматывалась в полотенце, отобрал, развернул меня, пальцами провел по точечным синякам на бедрах, и вышел. Нам сложно вместе, не понимаю, была ли любовь. Казалось, что была, но где она тогда теперь, ведь если по-настоящему, то чувство не уйдет, хотя это просто мои домыслы, сравнивать-то мне не с чем, Артур первый.
— Со мной тебе душно? — говорит он на ухо. Крепко обнимает, руками сдавливает ребра, и мне, правда, становится нечем дышать. — И так тоже душно?
— Перестань, — ноги заплетаются, он оттесняет меня назад, пока не врезаюсь поясницей в подоконник. — Больно.
— И мне.
— Давай остановимся.
— Давай помиримся.
Носом он зарывается в мои волосы, руки с талии перемещаются ниже, отрывают меня от окна, сжимают ягодицы. Он впечатывает меня в себя, ощущаю его толстое и твердое намерение заняться сексом.
Ждала, что это все таки случится, что он захочет, и боялась, не знаю, что должна делать, нет желания его отталкивать, нет желания позволять ему, я как кукла.
Он отбрасывает мои волосы на одно плечо, его губы уже касаются шеи, руки задирают толстовку, и тут кто-то звонит в дверь.
Настойчиво жмёт на звонок.
Смотрим друг на друга с одинаковым недоумением, мы уже так долго живём своим, отдельным миром и ни с кем не общаемся, что даже странно, кто мог явиться домой, если я якобы на юге, а Артур отшивает всех по телефону.
Может, соседка?
За яйцами. Для теста.
Звонок не смолкает.
— Надо открыть, — стараюсь сдвинуть его, кто бы ни пришёл, я одурела сидеть в квартире, я и соседке рада.
— Не надо, — он не двигается. — Дома никого нет.
— Артур, — в моем голосе почти мольба, замечаю эти жалобные нотки и замолкаю.
Удобно себе врать.
Очень.
Я ведь надеюсь, что там не соседка.
Мне странно и мне неловко от самой себя, но я ничего не забыла, в памяти то и дело всплывает рояль, и мне любопытно, им что, плевать?
Не пытаются со мной связаться после всего?
Узнать, как у меня дела хотя бы.
Убеждаю себя, что да, разумеется им плевать, я кукла и есть, только Артуру почему-то до сих пор нужна, я и себя и его оскорбляю подобными мыслями, а все равно против воли испытываю огорчение.
Гость не уходит, по квартире разливается трель.
— Хочешь, чтобы я открыл? — он внимательно смотрит на меня, и я краснею, по моему лицу все ясно, — хорошо, Юля. Я впущу.
Глава 33
Он держит меня за руку. Открывает дверь.
Встаю на носочки, смотрю через его плечо.
— Вечерочка. Долго ещё гаситься будешь?
На площадке маячат мои боссы, судя по покрасневшим лицам, уже навеселе, в руках у Вани позвякивает черный пакет. Позади Артура топчусь, они видят меня и переглядываются.
— Ты приехала что ли? — Паша первым заходит в прихожую. — А чего бледная такая? Где загар? Мы думали, ты один, — он смотрит на Артура. Кивает на пакет. — Посидеть хотели. Чисто мужиками, ага. Потрепаться.
